Мужчина и женщина в эпоху динозавров - [34]

Я вернусь около десяти, — говорит он.

Надо думать, — отзывается Элизабет. — Ты не слишком популярен нынче в тех краях, знаешь ли.

Знаешь ли. Вечный намек, что он не знает. Они обе это делают: постоянно намекают, что он чего-то не знает, пропустил что-то важное, что они, с их утонченным восприятием, всегда улавливают.

Элизабет встает, протискивается мимо него, подбирает и выжимает мочалку, которую он оставил валяться в ванне.

— Будь осторожен, — говорит Элизабет. Она выходит из ванной комнаты с коробкой фальшивых усов в руках.

Марта сделала большую чашу гоголь-моголя. Чаша стоит на столе в столовой, рядом бутылки шотландского и ржаного виски, коктейли, лед в ведерке. Над столом висит бумажный красный колокол-гармошка. Нат задевает его, выпрямляясь со стаканом шотландского виски в руке. Яйца он любит только в вареном виде. А если пьет, хочет точно знать, что именно.

На Марте платье из какой-то синтетики, красное, под цвет колокола. Вырез слишком широкий; от этого ее плечи кажутся еще шире. Руки голые, одна продета под руку мужчины. Марта заглядывает ему в лицо, что-то говорит, улыбается. Ната она пока не замечает, только поздоровалась, когда он пришел. Новый мужчина — светлый блондин, ростом ниже Ната, из-под костюма-тройки выпирает зарождающееся аккуратное бизнесменское пузцо.

Нат знает кое-кого из присутствующих — знакомства из прежней жизни. Пара секретарш и ассистентов адвоката, два или три человека, что пришли в фирму одновременно с ним. Кто-то хлопает его по плечу.

Нат. Как дела? Все деревяшки стругаешь? — снисходительно спрашивает Пол Кэллахан, некогда его соперник.

Дела неплохо, — отвечает Нат.

Может, ты умнее нас всех, — говорит Пол. — Не напрягаешься. Уж тебе-то не грозит инфаркт в сорок лет. — Он проплывает мимо, уже улыбаясь кому-то другому.

Нат разговаривает с девушкой в белом платье. Он ее видит в первый раз, хотя она утверждает, что они встречались раньше, у Марты, на одной вечеринке, два года назад, говорит она. Она рассказывает Нату о своей работе. Она делает пластмассовые модели коров голштинской породы, которых продают племенным заводам и посредникам. Коров надо делать в натуральную величину, точно передавать все детали. Она надеется заняться рисованием портретов отдельных коров, за это лучше платят. Она спрашивает Ната, какой у него знак зодиака.

Нат знает, что ему надо уходить. Он сделал, что требовалось. Но девушка хватает его за руку и склоняется над ладонью, щурясь на его линию жизни. Ему видно, что у нее в вырезе платья. Он бездумно созерцает этот уплотненный пейзаж. Он не великий специалист по части светских знакомств.

Прямо возле его уха появляется Марта. Говорит, ей надо ему кое-что сказать. Берет его за другую руку, и он позволяет увести себя из гостиной, через прихожую и в спальню. На кровати — ворох пальто.

— Ты мерзок, — говорит Марта. — Ты так себя ведешь, что меня блевать тянет.

Нат моргает, глядя на нее, склоняя к ней голову, будто это поможет ему лучше понять. Марта бьет его кулаком в лицо, пинает в лодыжки. Ей мешает длинная юбка, поэтому она опять бьет кулаком — целится в живот, попадает по ребрам. Нат ловит ее за руки и притягивает к себе. Она плачет. Он может швырнуть ее на кровать, закатать в пальто, а потом добиться от нее, что он такого сделал.

— Что я сделал? — спрашивает он.

— Подбиваешь к ней клинья, у меня на вечере, прямо при мне. Ты меня вечно стараешься унизить, — прерывисто говорит Марта. — И знаешь что? Тебе это удается.

— Ничего такого не было, — говорит Нат. — Мы говорили про пластмассовых коров.

— Ты просто не знаешь, каково это, когда тебя бросают, — говорит Марта. Нат ослабляет зажим.

Марта делает шаг назад, хватает бумажный носовой платок с ночного столика и промакивает лицо.

— Вот я и хотела, чтоб ты хоть что-нибудь почувствовал, для разнообразия.

В дверях появляется голова нового мужчины, исчезает, появляется опять.

— Я не помешал? — спрашивает он.

— Помешал, — грубо отвечает Марта.

— Я как раз собирался уходить, — говорит Нат. Он роется в ворохе пальто, в мехах и твиде, ищет свою горохового цвета куртку.

— Она в стенном шкафу в прихожей, — говорит Марта. — Ты, кажется, должен знать, где это.

Из-за снега Нат не взял велосипед. До метро — пять кварталов, но это ничего, ему хочется пройтись. Начинает болеть правая бровь, там, где Марта его ударила. Не рассекла ли она кожу? У нее на руке было кольцо. Его беспокоит не боль, а взгляд, каким посмотрит на него Элизабет.

Пройдя всего полквартала, он слышит позади себя голос Марты.

— Нат! Стой!

Он оборачивается. Она бежит к нему, поскальзываясь, в золотых туфлях, в красном платье, без пальто. Улыбается, злорадно блестя глазами:

Я только что приняла все таблетки из аптечки в ванной, — говорит она. — Шестьдесят две таблетки аспирина с кодеином, двадцать четыре штуки валиума. Решила, что ты, может быть, захочешь со мной попрощаться.

Очень глупо, Марта, — говорит Нат. — Это правда?

— Погоди, увидишь, — смеется она. — Погоди до пяти утра, и сможешь осмотреть тело. Черт возьми, можешь погрузить меня на тележку и отвезти в свой погреб. Там покроешь меня лаком. Больше не буду тебя ни о чем просить.