Муж, жена и сатана - [63]

— Это вы настолько в нем уверены? — с подозрением в голосе спросил Лёва. — А может, он просто-напросто вообще забыл о вас поговорить? — На этот раз подозрение его уже сменилось открытым негодованием, и в этом своем заочном противостоянии с неизвестным графом Толстым, не тем — главным, а еще одним каким-то, он буравил стенку глазами. — Или не захотел даже? Знаете, Николай Василич, как ведь бывает, насулят с три короба всякого, наобещают, авансов наберут, а потом ищи их свищи по всему белу свету.

— Нет, это уже слишком! — Ада вскочила на ноги, отбросив вертушку ногой. — Ты же представления даже не имеешь малейшего, о ком говоришь! Александр Петрович Толстой выдающийся военачальник, дипломат, церковный деятель! А еще… И еще…

Заребрился планшет, ожил экран монитора.

«…и, кстати говоря, он же возглавил Нижегородское ополчение в ходе Крымской войны, правда, было это в скором времени уже после моей кончины — это уж я после, обретаясь в доме его, узнал от княгини Анны Георгиевны. Как и то, что дружен был он самым тесным приятельством с прапрадедом вашим, княгинюшка, с князем Михаилом Александровичем. Князь еще на должности состоял губернаторской по ту пору, в том же Нижнем Новгороде. А граф вскоре и сам на должность встал, сделался обер-прокурором Священного Синода. В 1856-м генерал-лейтенантским званьем одарен. А еще с многими в коротких отношеньях числился: Карамзин Николай, Пушкин, Жуковский Василий, Даль, Вильгельм Гумбольдт и другие многие еще. А супруга его, Анна Георгиевна, — та женщина редчайшей просто красоты и порядочности была, образована прекрасно, знаток светской литературы. Правда, больше предпочтенье отдавала чтенью духовному, в особенности Евангелие любила и проповеди. Оба набожнейшие были супруги до чрезвычайности, церковь домашнюю имели даже. А уж за мною ухаживали, не хуже чем за ребенком малым, неловко сказать. Обед, ужин, чай — где скажу, там подаются. Белье мое всякое мылось да укладывалось, будто духами невидимыми, в комоды. Разве что на самого меня не надевалось. И Семена в прислужники дали мне, паренек был из Малороссии, смирный и преданный бесконечно. Так что сомневаюсь, Лёвушка, что словами своими бросился Александр Петрович да выпустил из себя впустую. Душе такое делать негоже. Быть такому не допускаю, ни умом, ни сердцем моим…»

— Ты понял? Нет, ты понял теперь, что ты такое несешь, Лёва?! — Аделина уже снова сидела в вертушке, переваривая прочитанное. — С предком моим дружил, с генерал-губернатором, а ты говоришь, не передал информацию про Николая Васильевича!

— Ага, с Пушкиным на короткой ноге! — съязвил Гуглицкий в ответ на упрек жены. — Бывает, встречает его да спрашивает: «Ну чего, мол, брат Пушкин? Как?», а тот ему в ответ, да с улыбочкой, с улыбочкой широченной: «Да так, брат… Так как-то все…» К тому же прокурором был. Да ты знаешь, кто они такие, прокуроры? Они сожрут и не подавятся, во все времена! Мишку Шварцмана четыре года назад ни за что упечь собирались. Сначала один прокурор дело дутое не отменил, сплошь на фальшаках сфабрикованное, целиком, но его самого потом сняли, слава богу, и закрыли по другому делу, слишком крупно взял не у того. А потом другой на его место пришел, нормальный, сказали, неподкупный. Этот неподкупный с Мишки пятерик слупил зелени, чтоб дело отменить, как возбужденное без оснований, но при этом дал дружеский совет со следаком отдельно разобраться, двушник занести и тоже не деревом, кстати. А через год фигуранта выявили, настоящего. Только денежки Мишкины тю-тю, так и не вернулись. И кто они все после этого! Он пошел разговаривать, вежливо и все такое. А они глаза ему лупят навстречу, какое еще такое бабло, Михаил Залманович, вы нас с кем-то перепутали, наверно. А ты говоришь, верить прокурорам, хоть простым, хоть — обер!

Однако монитор не дал закончить мысль. Судя по всему, Николай Васильевич принял решение, там у себя, с самого начала пресечь беседу супругов на повышенных тонах, не желая становиться причиной раздора, и продолжил писать. Они же оба — отслеживать возникающие буквы, на их глазах соединяющиеся в слоги, слова, предложения.

«…Последующие годы, после смерти графа, приходилось еще и к другому приноравливаться, неудобному мне и нежеланному — хозяева у дома меняться стали, у места обители моей. Попервоначалу в 1876-м следующая владелица усадьбы нашей — извиненья прошу, что выражаюсь по привычке своей — штабс-капитанша Мария Александровна Столыпина заменила второй этаж с восточной стороны на каменный. Мне же шум этот да суета от стройки — хуже нет; душа моя, как и тело при жизни, уют и тихость любила, привычность всякую, несуетность да одинаковость. И только приладился к вдове я, прижился, так в 1878-м усадьбой нашей другая вдова завладела — действительного статского советника, Наталья Афанасьевна Шереметьева. Новое обитанье, новые порядки, другое беспокойство для души. К тому ж окна второго этажа, два проема, закладывать решила — это где я большей частью обитал, глухие были комнаты, стояли не занятые никем.

Ну и последняя владелица, Марья Владимировна Каткова — та тоже не в спокойствии жила, несгораемую лестницу встраивать надумала, в западную часть как раз, ту, где душа моя новую обитель сыскала. Но это уж в 1909-м было.