Муж мой - шеф мой? или История Мэри Блинчиковой, родившейся под знаком Тельца - [9]

Мамуля всегда удивляется, отчего моя стряпня выходит гораздо вкуснее, чем у нее, а я и сама не знаю, в чем секрет. Нравится мне процесс кулинарный, когда в начале, например, кусок мяса завалящий, морковка, кругляш лука и что там еще есть в доме, а в конце — внимание, господа! — говядина по-бразильски, запеченная с овощами в собственном соку! Эксперименты на кухне — моя слабость. А главное в готовке — успеть быстренько угостить всех сидящих за столом, чтобы не съесть все самой.

По части блинов, кто забыл, я мастерица. Бабуля, светлая ей память, научила.

…Летние месяцы я проводила у бабушки. Бабуля была кладезем народной мудрости, прожив всю жизнь в одном месте — деревне Василево, в 40 километрах от Углича. Дом был старинный, с чуть покосившейся крышей, но уютный и родной. Хозяйство было хорошее: три бодливые козы, корова, толпа кур и две беспородные кошки, Муська и Нюська. Кошки в хозяйстве не помогали, но мышей отлавливали. Я помогала бабушке пропалывать огород и окучивать клубни — картошка на столе всегда была своя, розово-желтоватая, сладкая. Да что там картошка, все было свое — огурчики, помидорчики, клубника-земляника, смородина, крыжовник…

Около самого крыльца рос подсолнух небывалой величины, и я думала, что в крохотных ячейках подсолнуха живут волшебные маленькие человечки. До сих пор я с грустью вспоминаю ни с чем не сравнимый деревенский запах, смесь парного молока и ароматного прелого сена. В конце лета мы собирали полезную облепиху, бабуля варила варенье и сок. Собирать ягоду было противно из-за колючек, но с бабушкиными шуточками и прибауточками я справлялась и с этим…

Не было еще в моей практике ни одного блина комом. Ни первого, ни двадцать первого. Блинки получались как на подбор — поджаристые, золотые, будто солнышко. «Блинчики от Блинчиковой всем блинчикам блинчики!» — не помню уже, кто из друзей-знакомых эту присказку придумал.

Я открыла шкаф: так, мука есть. Соль, сода, уксус, молоко… «Блины в сметане да на меду, к соседке Тане сейчас пойду» — завертелся в голове незатейливый мотивчик из детства. Так, молоко, бабуля говорила, должно быть непременно горячее, не ленимся, греем, льем в тесто… Бац! Ни одного яйца в холодильнике.

В магазин ползти, одеваться-собираться? Лень страшно! Решение подсказала все та же песенка. Мурлыкая себе под нос: «К соседке Маринке сейчас пойду», я, накинув халатик и скользнув в тапочки, вышла на лестничную площадку и привычно вдавила пумпочку на соседской двери. На звонок высунулась взлохмаченная голова.

— Здравствуйте, Роман Роменыч, а Марина дома?

— Дома-то дома, только дрыхнет до сих пор. Повадилась по ночам где-то шастать, потом сопит до полудня. Зайди, посмотри, может проснулась уже.

— Ой, нет, спасибо. Пусть она ко мне зайдет, когда встанет. Да, а у вас не найдется пара яичек? Я блины хочу испечь…

В глазах Маринкиного папаши промелькнул огонек. Похоже, он оценил мой непроизвольный каламбур. Роменыч — тот еще жук. Не будь я соседкой да к тому же подругой его дочери, наверняка бы какую-нибудь сальность сейчас отвесил. Однако промолчал, развернулся и, шаркая шлепанцами, отправился на кухню. Терпеть не могу дядек, которые ходят по дому в драных тапках и тренировочных с оттянутыми коленками. Впрочем, Маринкина маманя, Варвара Ивановна — муженьку под стать: всегда в огромных патронах бигуди, которые носит, как революционный матрос ленты — не снимая. Вот уж точно — два сапога пара.

— С тебя теперича, Марья-искусница, пяток блинков причитается! — Маринкин папаша протянул мне яйца, не отрывая при этом взгляда от выреза моего халатика.

Я почувствовала, как щеки постепенно заливаются густым румянцем.

— Спасибо, Роме… Роман Роменыч. Грейте чайник, скоро блины принесу.

Замешивая тесто, я думала о соседке. Родителей своих она всегда недолюбливала. Непросто стать нормальным человеком, когда твои предки такие неряхи. Но Маринка старалась. Особенно в последнее время, когда, покинув школьные стены, каждая из нас стала жить обособленной жизнью. Мы стремительно отдалялись друг от друга, забывали вчерашних друзей-одноклассников, детские свои интересы и обзаводились новыми, как тогда казалось, настоящими впечатлениями. Так и Маринка ушла в подполье и где-то доставала деньги, потому что я частенько видела ее в новом наряде.

Правда, со вкусом у нее существовали серьезные проблемы — не ориентировалась девочка из пролетарской семьи в тонком искусстве создания цветовых гармоний и дамского ансамбля. Хотя эпоха всеобщего дефицита, когда найти достойную вещь стоило больших усилий, уже канула в лету. Маринка покупала только те вещи, которые были одобрены мной. Или перед свиданием, бывало, забежит ко мне: «Мэри, посмотри, я нормально выгляжу? Да? Красная юбка с бордовой блузкой не смотрится? Слушай, пойдем ко мне на минутку, подскажешь, какую кофточку надеть, а? У меня сегодня такая важная встреча!»

Смешная она! Шуток не понимает до сих пор — напрочь! Иногда забудешься, скажешь что-нибудь несерьезное, а она все за чистую монету принимает, дуться начинает. Приходится ей объяснять, что я ничего плохого не имела в виду и вовсе не хотела ее обидеть. Тяжеловатое общеньице получается. Да и в серьезных вопросах на ее понимание рассчитывать не приходится. Начнешь о чем-нибудь сложном рассуждать, а Маринка глазами хлоп-хлоп, на лице глуповатая улыбочка и — «ни бе, ни ме, ни ку-ка-ре-ку» — что сказать не знает. Школу Маринка закончила на твердые четверки — брала усидчивостью. А еще она — добрая. Глупая, обидчивая, но добрая. За это можно многое простить — по-настоящему добрых людей всегда днем с огнем искать приходится.