Муж и жена - [211]

Аккуратно разложив на столе тонкие листы, разгладив их, он обратился к первой странице и прочел нижеследующие строки.

Глава пятьдесят четвертая РУКОПИСЬ

1

«Моя исповедь: после моей смерти положить в гроб и захоронить вместе со мной.

Здесь рассказана история моего замужества. Здесь — не известная ни одному смертному, поведанная только самому создателю — чистая правда.

В великий день воскресения все мы поднимемся в телах наших, в коих жили на этом свете. И когда я предстану перед страшным судом, я предъявлю ему это.

О, высший судия, справедливый и милосердный, тебе известно, сколько претерпеть мне пришлось. С тобою вера моя.

2

Я была старшим ребенком в большой семье, родители были людьми набожными. Мы принадлежали к религиозному братству первометодистов.

Все мои сестры обзавелись мужьями раньше меня. На несколько лет я осталась с родителями одна. Со временем здоровье матери сильно пошатнулось; домашнее хозяйство вместо нее вела я. По воскресеньям, между службами с нами часто обедал наш духовный пастырь, благочестивый мистер Бэпчайлд. Он хвалил меня за то, как я веду хозяйство, особенно, как готовлю. Моей матери это было неприятно, в ней пробуждалась ревность — получалось, что я вытеснила ее с ее законного места. С этого и начались мои невзгоды в родном доме. Здоровье матери все плошало, а вместе с ним плошал и ее нрав. Отец был от нас за тридевять земель, все ездил по своим делам. На мою долю тогда выпало немало. И я начала подумывать: а не выйти ли замуж, как все мои сестры; и тогда благочестивый мистер Бэпчайлд в перерыве между службами сможет приходить на обед в мой собственный дом.

Пребывая в таком настроении, я познакомилась с молодым человеком, который посещал службы в нашей приходской церкви.

Звали его Джоэл Детридж. У него был очень красивый голос.

Когда пели церковные гимны, он смотрел слова в моем молитвеннике. Работал он обойщиком. Мы с ним часто вели серьезные разговоры. А по воскресеньям прогуливались вместе. Он был моложе меня на добрые десять лет; он был всего лишь поденщиком, стало быть, его мирской статус был ниже моего. Мать моя прознала о нашей привязанности. И когда приехал отец, рассказала ему об этом. А заодно и моим сестрам и братьям, которые обзавелись своими семьями. Они все сошлись на том, что моим отношениям с Джоэлом Детриджем надо положить конец, пока дело не зашло слишком далеко. Тяжело мне тогда пришлось. Мистер Бэпчайлд был сильно опечален, что все так повернулось. Он упомянул меня в проповеди — не назвал по имени, но я знала, для кого она предназначалась. Может, я бы и поддалась напору родни, не соверши они вещь вовсе недостойную. У врагов моего кавалера они выведали о нем грязные сплетни и выложили их мне за его спиной. После того как мы пели в церкви, глядя в один молитвенник, вместе гуляли, сходились во мнениях, обсуждая религиозные темы, вынести такого я просто не могла. Возраст мой позволял мне руководиться собственным суждением. И я вышла замуж за Джоэла Детриджа.

з

Все мои родственники от меня отвернулись. На мою свадьбу не пожаловал ни один из них. Особенно ярился мой брат Ребен, он-то и подбивал остальных, и вот он сказал: с этого дня меня для них больше нет. Мистер Бэпчайлд был огорчен до крайности; он прослезился, обещал молиться за меня.

Обвенчал нас незнакомый пастор, в Лондоне; там мы и поселились, преисполненные радужных планов. У меня были кое-какие деньги — моя доля суммы, которую оставила своим племянницам наша тетя Эстер, в чью честь меня и назвали. Триста фунтов. Около сотни я истратила на мебель: обставить небольшой домик, куда мы перебрались. Остальные деньги я передала мужу — пусть ждут своего часа в банке, когда он захочет открыть собственное дело.

Три месяца мы жили душа в душу, все шло более или менее прекрасно — за одним исключением. Мой муж и пальцем не шевельнул, чтобы открыть собственное дело.

Несколько раз я говорила ему: как же так, мы проживаем деньги, что лежат на счету в банке (ведь потом они могут понадобиться), надо браться за дело и зарабатывать на жизнь, но он только сердился. Благочестивый мистер Бэпчайлд, оказавшийся в это время в Лондоне, не уехал в воскресенье и между службами заглянул к нам отобедать. Он пытался примирить меня с моими родственниками, но впустую. По моей просьбе он поговорил с мужем, хотел внушить ему, что человеку надлежит прилагать усилия, трудиться. Муж воспринял это очень болезненно. Тогда я впервые увидела его по-настоящему разгневанным. Благочестивый мистер Бэпчайлд больше не сказал ничего. Видимо, случившееся его встревожило, и он, долго не засиживаясь, удалился.

Вскоре мой муж куда-то ушел. Я приготовила ему чай — к чаю он не вернулся. Приготовила ужин — не вернулся он и к ужину. Объявился он только после полуночи. В таком состоянии, что у меня поджилки затряслись. И по виду, и по голосу — будто другой человек; да и меня не узнает — лунатик лунатиком, подошел к постели и рухнул навзничь. Я сразу побежала за доктором.

Доктор подтащил его к свету, взглянул на него; понюхал его дыхание и снова бросил на постель; обернулся и смотрит на меня. «Что с ним, сэр?» — спрашиваю. «Вы что же, сами не знаете?» — отвечает мне доктор. «Нет, сэр, — говорю, — не знаю». — «Что же вы за женщина, — вопрошает он, — если не можете распознать мертвецки пьяного?» С этими словами он ушел, а я осталась стоять у кровати, дрожащая с головы до ног.