Музей - [2]

Позже, по приезду в Россию я с трудом, шаг за шагом прочитал и перевел содержимое рукописи, и полагаю, что результаты моих исследований должны быть известны всем, кому небезразлична судьба человечества. К сожалению, я не могу представить читателем исчерпывающее содержание манускрипта, ибо часть страниц была в самом начале уже безнадежно испорчена, а отдельные пассажи текста я просто не смог перевести, во-первых, из-за плохого почерка автора, а, во-вторых, потому что сам предмет сих странных, а временами просто жутких мемуар, выходил за пределы моих понятий и словарного запаса. Иногда речь шла о вещах, совершенно неизвестных в нашем мире и поэтому не имеющих подходящего эквивалента. Поэтому, я не вполне уверен в том, что Демоны Зла, Черные Призраки Ночи и Духи Священных Могил, названия которых, к примеру, я перевел таким образом, действительно соответствуют тем жутким и странным существам, которых встречал автор рукописи в своих воистину трагических странствиях во Времени и Пространстве.

По мере моей работы по переводу манускрипта, я обратил внимание, что состояние рукописи стремительно ухудшается. В Лондоне она выглядела новой и свежей - казалось, что последние строчки были написаны всего несколько часов назад, а странные, навевающие мрачные ассоциации красные чернила, еще не вполне просохли. Кожаный перелет был совершенно неистрепан и казался мягок на ощупь, а качество необычной тончайшей бумаги было вне всякой критики.

По прошествии же нескольких месяцев книга выглядела как полная рухлядь, а стремительность ее превращений напоминала мне бальзаковскую Шагреневую кожу. Переплет ее был испещрен трещинами, страницы излохматились и стали расползаться на глазах, несмотря на мое сверхосторожное обращение со столь ценным экспонатом чужого мира. Переплет оброс неприятной зеленовато-желтой слизью, которую я аккуратно счищал скальпелем, а от всей рукописи веяло отчетливым запахом разложения, напоминающим запах болот и осенних гниющих листьев. Лишь на прошлой неделе, совершенно случайно мне удалось обнаружить способ восстановления ее состояния, но об этом позже...

Что касается содержания записок, то они, насколько мне удалось понять, принадлежали молодому парню Алану Райсу, уроженцу Лондона, жившему там в 50-60 годы нашего столетия. Впрочем здесь я могу и ошибаться, так как большая часть тетради содержит описание мест и событий, к которым наши знания географии и хронологии не имеют никакого отношения.

Алан рано потерял родителей, погибших в автокатастрофе при сомнительных обстоятельствах, и воспитывался у своей тети по материнской линии. Она работала экскурсоводом в Британском музее, а ее муж - Джон Бридж, разливал пиво в пабе "Игроки в крикет", расположенном недалеко от вокзала Ист-Кройден.

Сознаюсь, что когда я дошел до этого названия и живо представил себе обстоятельства моей находки, неприятное ощущение липкого иррационального страха сжало мой позвоночник. Я продолжаю считать, это всего лишь совпадением, хотя в последнее время все больше фактов убеждают меня в том, что случайных событий в нашем мире куда меньше, чем роковых закономерностей.

Итак я представляю вашему вниманию уцелевшие фрагменты таинственной рукописи, которые мне удалось разобрать и перевести на русский язык, расположенные в том же порядке, как и в кожаной тетради.

"...нахожусь рядом и в то же время бесконечно далеко от вас, и хотя наши координаты времени и пространства совпадают, есть и другие виды измерений, надежно отделяющие наши миры. Однако вследствие определенных обстоятельств в движении небесных сфер, усиленных применением древней магии, периодически наступают такие моменты бытия, когда Разделяющий Барьер приоткрывается.

Последнее время я почти потерял надежду вернуться в свой мир, но еще продолжаю пытаться передать весточку о себе. Мне пришлось применить все известные мне магические приемы и самые мощные обряды культов Древнего Царства, чтобы дождавшись благоприятного расположения планет, предпринять отчаянную попытку перебросить эту рукопись в родные пределы. Если в данный момент вы читаете эти записки, значит мой план удался, а...

...бывать в Британском музее. Особенно привлекал меня отдел Древнего Востока. Мне всегда казалось, что чем почтеннее возраст экспоната, тем большую мудрость столетий накопил он, и тем большая сила исходит от вещей, изготовленных в глубинах веков. Самостоятельно я выучил несколько древних языков от греческого до египетского. Но несмотря на мои лингвистические успехи и несомненные достижения в сфере исторических наук в школе у меня были постоянные проблемы с учителями и особенно с товарищами по классу. Меня считали нелюдимым парнем и зазнайкой, а я всего лишь не мог найти родственную душу и не хотел болтать о пустяках - футболе, мотоциклах, танцах и модных брюках. Шумным вечеринкам я предпочитал тихие помещения публичных библиотек и торжественные залы исторических музеев. Можно сказать, что именно в музее и прошло большая часть моего детства.

Я часто задерживался там допоздна, ожидая тетю Розу. При этом я обратил внимание, что когда последние посетители покидали залы музея, там что-то неуловимо менялось. Возникала другая атмосфера, слышалась тихая почти невнятная музыка, тихим рокотом о чем-то шептались голоса, доносившиеся из-под мраморного пола или по ту сторону массивных известковых стен. Бывало, что воздух в опустевших залах начинал чуть заметно дрожать, как это бывает над раскаленными песками аравийских пустынь, а временами, несмотря на очевидную пустоту покинутых помещений, мне чудилось поблизости чье-то невидимое присутствие. Но все эти признаки были так мимолетны и непрочны, что до определенного момента я относил их только к своей повышенной впечатлительности и слабому здоровью.