Музей невинности - [56]
Помню, как шагал с надеждой, от которой быстрее колотилось мое сердце, по проспекту Тешвикие, будто спешу на важную встречу. Поглощенный мыслью немедленно её увидеть, я даже не подумал о том, что ей скажу. Знал лишь наверняка, боль успокоится, пусть даже на мгновение. Она должна выслушать меня, разве мы не условились обо всем, когда танцевали, нам надо пойти куда-нибудь поговорить...
Когда на двери бутика «Шанзелизе» прозвенел колокольчик, у меня защемило сердце. Канарейки не было. Я сразу понял, Фюсун нет, но от страха и безысходности пытался убедить себя, что она спряталась.
— Здравствуйте, Кемаль-бей, — радушно заулыбалась Шенай-ханым.
— Хочу взглянуть на вечернюю сумочку с белыми вышитыми цветами, которая у вас на витрине, — пробормотал я.
— Да, хорошая сумочка! — подтвердила Шенай-ханым. — Вы так внимательны. Первый замечаете, когда в магазине появляется что-нибудь стоящее, и первый приходите. Её совсем недавно привезли из Парижа. Ремень на клипсах. Внутри — кошелек и зеркальце. Ручная работа. — Она медленно подошла к витрине, достала сумочку и продолжала её нахваливать.
Я незаметно бросил взгляд в сторону служебной комнаты, вход в которую закрывала занавеска. Фюсун не было. Я сделал вид, что внимательно рассматриваю изящную вещицу, и даже не попытался снизить немыслимо высокую цену, которую ведьма установила за неё. Пока она заворачивала сумку, Шенай-ханым сказала, что все говорят о нашей с Сибель прекрасной помолвке. Чтобы отвлечь её, я попросил завернуть мне еще пару попавшихся на глаза запонок. Увидев, как просияло её лицо, я, осмелев, спросил:
— А что с этой... с нашей родственницей? Её сегодня нет?
— А-а, так вы не знаете? Фюсун почему-то бросила работу.
— В самом деле?..
Ведьма сразу почувствовала, что я пришел из-за Фюсун, поняла, что мы больше не встречаемся, и, пытаясь догадаться о причинах расставания, уставилась на меня.
Я сдержался и ни о чем больше спрашивать не стал. Несмотря на бешеную боль, хладнокровно опустил левую руку в карман, чтобы она не заметила, что я не ношу кольцо жениха. Отдавая ей деньги, я увидел в её лице неожиданную нежность. Казалось, нас обоих сблизила внезапная потеря Фюсун. Еще не до конца поверив, что её нет, опять посмотрел в сторону служебной комнаты.
— Да, вот так, — вздохнула Шенай-ханым. — Нынешняя молодежь не любит зарабатывать трудом; хочет, чтобы деньги доставались за просто так. — Последние её слова нестерпимым образом усилили мою ревность.
Мне удалось скрыть страдания от Сибель. Замечавшая малейшее изменение моего настроения, любую тень, промелькнувшую по моему лицу, каждый новый жест, в первые дни она ни о чем меня не спрашивала и только через три дня после помолвки, за ужином, когда я мучился от любовной боли, разливавшейся от живота к сердцу и от затылка к ногам, мягко напомнила мне, что я слишком много пью, и внезапно спросила: «Что происходит, милый?» Я объяснил, что меня измучили рабочие ссоры с братом. Вечером пятницы первой недели после помолвки я думал, что сейчас делает Фюсун, как вдруг Сибель опять задала тот же вопрос, но я опять сумел сочинить невероятную историю про нас с братом. (Скрытая геометрия жизни, воплощающая мудрость Аллаха, проявилась в том, что все мною выдуманное произошло несколько лет спустя.) «Не обращай внимания, — улыбнулась Сибель. — Рассказать тебе, что только не придумывают Мехмед и Заим, лишь бы на пикнике в воскресенье понравиться Нурджихан?»
27 Слезай, упадешь!
Корзинка для пикника, сохраненная мной для музея, символизировала традиционные развлечения стамбульского высшего общества, навеянные французскими журналами по домоводству, которыми зачитывались Сибель с Нурджихан. В то воскресное утро мы положили в корзинку термос с чаем, пластмассовую коробочку с долмой, приготовленной на оливковом масле, яйца вкрутую, бутылки с лимонадом «Мельтем» и роскошное покрывало, принадлежавшее некогда бабушке Заима. Всей компанией мы поехали на фабрику Заима, в Буюк-дере на берегу Босфора, где и выпускался лимонад «Мельтем».
Стены фабричных зданий были обклеены огромными плакатами с портретами Инге, исписанными всякими националистическими лозунгами. Заим провел нам экскурсию по цехам, где безмолвные работницы в голубых передничках и платочках под руководством бойких, веселых бригадиров управляли процессом мытья бутылок и розлива. (На фабрике, снабжавшей лимонадом весь Стамбул, работало всего шестьдесят два человека.) Я же слегка скучал в этой вольной обстановке, глядя на чересчур «иностранные» наряды Нурджихан и Сибель — кожаные сапоги и джинсы с широкими ремнями, — и шатался усмирить свое сердце, бесшумно выбивавшее: «Фюсун, Фюсун, Фюсун».
После этого мы расселись по двум машинам и направились в Белградский лес; подражая европейцам, расположились на обращенной к Босфору лужайке, как на картинах европейского художника Меллинга, созданных сто семьдесят лет назад. Помню, около полудня лежал на траве и смотрел в ярко-голубое небо. Меня поразили красота и изящество Сибель, пытавшейся вместе с Заимом соорудить из новехонькой веревки качели наподобие тех, что рисовали в садах на восточных миниатюрах. Потом мы играли с Мехмедом и Нурджихан в домино. Я вдыхал аромат земли, благоухание сосен и роз, доносившееся прохладным воздухом с берега большого озера, раскинувшегося перед нами, и думал, сколь велика милость Аллаха — чудесная жизнь, что ожидает меня, — и какой глупостью, недоразумением и даже грехом являются любовные страдания, столь несправедливо терзавшие мне душу и тело, словно смертельная, неизлечимая болезнь. Меня терзал стыд от того, что я так страдаю, не видя Фюсун. Это умаляло мою веру в себя, и собственная слабость лишь усиливала ревность. Я был рад присутствию Заима, который, пока Мехмед накрывал на стол, удалился с Нурджихан под предлогом сбора ежевики, — значит, он не встречается с Фюсун. Это, конечно, не отменяло возможность её интрижки с Кенаном или кем-нибудь другим. В яркие моменты жизни мне удавалось не думать о Фюсун: за дружеской беседой, во время игры в мяч или когда я, открывая консервы, глубоко порезал безымянный палец левой руки, на котором красовалось обручальное кольцо, и оказался весь в крови. Кровь никак не останавливалась. Может, потому, что в неё попал яд любви? В какой-то момент я, рассеянный влюбленный, уселся на качели и принялся раскачиваться изо всех сил. Качели взмывали вверх и летели вниз, и тогда боль моя немного стихала. Длинные веревки скрипели, и, пока качели со мной чертили в воздухе огромную дугу, я опускал голову к земле — в этот миг мне становилось чуть легче.
Орхан Памук – самый известный турецкий писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе. Его новая книга «Чумные ночи» – это историко-детективный роман, пронизанный атмосферой восточной сказки; это роман, сочетающий в себе самые противоречивые темы: любовь и политику, религию и чуму, Восток и Запад. «Чумные ночи» не только погружают читателя в далекое прошлое, но и беспощадно освещают день сегодняшний. Место действия книги – небольшой средиземноморский остров, на котором проживает как греческое (православное), так и турецкое (исламское) население.
Действие почти всех романов Орхана Памука происходит в Стамбуле, городе загадочном и прекрасном, пережившем высочайший расцвет и печальные сумерки упадка. Подобная двойственность часто находит свое отражение в характерах и судьбах героев, неспособных избавиться от прошлого, которое продолжает оказывать решающее влияние на их мысли и поступки. Таковы герои второго романа Памука «Дом тишины», одного из самых трогательных и печальных произведений автора, по мастерству и эмоциональной силе напоминающего «Сто лет одиночества» Маркеса и «Детей Полуночи» Рушди.
Четырем мастерам персидской миниатюры поручено проиллюстрировать тайную книгу для султана, дабы имя его и деяния обрели бессмертие и славу в веках. Однако по городу ходят слухи, что книга противоречит законам мусульманского мира, что сделана она по принципам венецианских безбожников и неосторожный свидетель, осмелившийся взглянуть на запретные страницы, неминуемо ослепнет. После жестокого убийства одного из художников становится ясно, что продолжать работу над заказом султана – смертельно опасно, а личность убийцы можно установить, лишь внимательно всмотревшись в замысловатые линии загадочного рисунка.
Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». В самом деле, действие почти всех романов писателя происходит в Стамбуле, городе загадочном и прекрасном, пережившем высочайший расцвет и печальные сумерки упадка. Однако если в других произведениях город искусно прячется позади событий, являя себя в качестве подходящей декорации, то в своей книге «Стамбул.
Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». В самом деле, действие почти всех романов писателя происходит в Стамбуле, городе загадочном и прекрасном, пережившем высочайший расцвет и печальные сумерки упадка.Действие романа «Снег», однако, развивается в небольшом провинциальном городке, куда прибывает молодой поэт в поисках разгадки причин гибели нескольких молодых девушек, покончивших с собой.
«Черная книга» — четвертый роман турецкого писателя, ставшего в начале 90-х годов настоящим открытием для западного литературного мира. В начале девяностых итальянский писатель Марио Бьонди окрестил Памука турецким Умберто ЭкоРазыскивая покинувшую его жену, герой романа Галип мечется по Стамбулу, городу поистине фантастическому, и каждый эпизод этих поисков вплетается новым цветным узором в пеструю ткань повествования, напоминающего своей причудливостью сказки «Тысяча и одной ночи».
Журнал, который вы держите в руках (или видите на ваших мониторах), – это не журнал киносценариев. И не журнал о кино. Во всяком случае, мы не ставили перед собой задачу сделать журнал киносценариев или журнал о кино. Хотя, конечно, мы будем публиковать сценарии и статьи о кино. Но, надеюсь, все-таки в основном мы будем писать о сценаристах и для сценаристов. О наших профессиональных проблемах, нуждах и чаяниях.
Молодой прозаик Владимир Карпов — из тех художников, которые стремятся поведать читателю о жизни во всей ее полноте, во всей ее реальности, какой бы подчас тяжелой и драматичной она ни была. Автор не торопится с делением своих героев на хороших и плохих. Он искренне сострадает описываемым им людям, ищет вместе с ними выход, а если даже и не указывает этот выход впрямую, то непременно выводит своих героев к свету, к надежде. Несмотря на драматизм сюжетов, произведения В. Карпова полны веры в человека, глубокой оптимистичной силы.
Грег Гейнс обыкновенный подросток и, как многие застенчивые молодые люди, старается не выделяться из толпы. Он может стать невидимкой в любой социальной среде. У него есть только один друг, Эрл, и вместе они снимают кино – пародии на классические фильмы культовых режиссеров. Поворотным в жизни Грега становится момент, когда его мама просит возобновить дружбу с подругой его детства – Рейчел Кушнер, у которой недавно обнаружили рак.
Маленькая Эшли меняет приюты и опекунов, становясь все более одинокой и несчастной, все сильнее убеждаясь в том, что она никому не нужна. Порой приемные родители совершенно к ней равнодушны, а порой – безжалостно жестоки. И когда, казалось бы, настает самый счастливый день ее жизни – Эшли хотят удочерить, – она лишь равнодушно произносит три коротких слова: «Я не против». Действительно ли очередная семья станет для нее родной? И услышит ли она когда-нибудь другие три слова: «Мы любим тебя»?
Ну, вот и все. Все получилось как нельзя лучше. Цифры и индикаторы на мониторах продолжали биться в своей истерике, но, как говорится, камень с души уже упал… Было начало восьмого вечера, москвичи закрылись, а это главное. Постсоветское финансовое пространство засыпало неспокойно-психопатическим сном. Сегодня Саша наконец-то закрыл эту идиотскую «позу» по рублям. Долбаным российским рублям. Открытая не вовремя и по указке, она начала загонять его во все больший и больший минус. В течение двух недель он ждал, анализируя бесконечные вереницы цифр и графиков.
Израильская писательница Сара Шило до недавнего времени была известна исключительно как автор книг для детей. Но первое же ее «взрослое» произведение, роман «Гномы к нам на помощь не придут», получило очень высокую оценку критиков и читателей и удостоилось престижной литературной премии Сапира. Действие романа разворачивается в приграничном городке на севере Израиля, жители которого подвергаются постоянным обстрелам. В центре драматического повествования — жизнь многодетной семьи, потерявшей кормильца.