Мусульманский батальон - [8]

Пока наши командиры получали по телефону из Москвы последние указания и напутствия, на временном постое у дворца слонялся неприкаянный и обреченный приказом люд. Ничего не поделаешь — ты и подневольный, и стыдно перед товарищами трусишкой выглядеть. И потому — смешок без причины, и усмешка — без умысла, и сердце — готовое принять «рубец потрясения». Утром на завтрак накормили верблюжатиной. Вкусно, хотя и не доварено, да ничего не поделаешь — высокогорье, мясо долго упревает.

В 14.00 в кабинете командира отряда майора Холбаева полковник Колесник собрал всех участников предстоящего штурма: и своих, и чужих — до поры до времени приданных. Генерал Дроздов, «декоративный зампотех», в час ожидания атаки мгновенно переквалифицировался в замполиты, изложил политическую обстановку и призвал выполнить задачу образцово, не жалея живота своего, ибо: «Сейчас вы услышите не приказ полковника Колесника, а — приказ Родины». К чести присутствующих эта замысловатая фраза в убогой «светелке» смеха не вызвала. Как и последующая: «Амин — тиран, по его указу убивают тысячи невинных людей, он поганец, предавший дело Апрельской революции, к тому же — змий подколодный, вступивший в сговор с ЦРУ. (Было подмечено: с Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов Америки. Последнее, с нажимом сказанное уточнение — США, было адресовано, надо понимать, неграмотным дехканам-мусульманам.) „И да сказано в Коране, что за перемену веры — смерть!“» — поставил жирную точку в своей торжественно-патетической речи генерал-майор КГБ.

Юрий Иванович закончил свое обращение в мертвой тишине. Все молчали и, переполненные рвением к исполнению долга, думали. Кто о чем, а капитан Анвар Сатаров — о том, что хуже Дроздова выступить невозможно: «Может статься, переволновался уважаемый генерал, иначе как объяснить, что понавешивал на уши столько бредовой зауми. У нас самый молодой солдат, из тихонь, неприлежный на политзанятиях, и тот прекрасно понимал: ЦРУ в данном контексте — это отвратная ложь, позорно придуманная на потребу дня и под конкретное событие. Тиран просил о военной помощи и вводе войск в Афганистан не у Соединенных Штатов, а у Советского Союза. Как ни короток у солдат час для раздумий, на веру слово командиров не всегда принимается. Тем паче коли посул необдуманный и выужен из дежурной обоймы „идеологических караульщиков“: нетленных идей и мифов, политических лозунгов и программных документов партии». (Ух, как он его: капитан — генерала.)

Рядовой Бердымухаммад Джумаев из 2-й роты, вспоминая свой боевой путь в Безмеине, у родных пенатов, так припоминал этот час ожидания атаки: «27-го нас построили, замполит лейтенант Солижон Касымов объявил, что Амин — предатель, и мы должны выполнить задание Родины — уничтожить его. Каких-то особенных чувств это заявление, что Амин — предатель, у меня тогда не вызвало. Выдали боеприпасы. Сказали, кто и в какой машине должен сидеть и что должен захватить. Наш взвод блокировал пехотный батальон».

— Слушай, Анвар, а может, все куда проще — ты рассерчал на Дроздова за отнятый им у тебя кусок хлеба замполитовского? — спросил я у Сатарова.

— Не-е-е… чего? Пусть себе говорит заезжий москвич, — ответил он.

Ну а дальше полковник Колесник зачитал боевой приказ, и командиры рот, взводов, отделений и групп стали настраивать на атаку. А еще Василий Васильевич довел — на всякий случай — до сведения офицеров КГБ, что до сбора у дворца все они являются рядовыми членами экипажа; соответственно, подчинены старшим машин и обязаны беспрекословно выполнять их команды.

Необходимое пояснение людям гражданским: командир машины — будь то ефрейтор или генерал — это бог и царь, которому беспрекословно подчинены все члены экипажа — механик-водитель, наводчик-оператор, личный состав десантного отделения. Даже если среди них есть генерал и еще генерал, единоначальник над ними один — командир машины, тот же упомянутый ефрейтор. Он принимает единолично решения, отдает приказы, несет всю полноту ответственности, и спрос именно с него. Все, сидящие в броне, — ему не указ. Они материал, из которого он, командир, лепит победу. Повезет с командиром — будет успех. Не повезет — такая уж «се ля ви» — жизнь и судьба. И неуспех этот тяжким грузом ложится на душу одного — командира. Что бы при этом ни исполнили и ни сотворили его подчиненные — худо ли, добро ли, — ответчик, повторяю, один: командир.

Военные это хорошо знают и безропотно дают себя подчинить в боевой обстановке. Поэтому, когда вы встретите в литературе эпические эпизоды о бравых чекистах, которые правили экипажами и управляли огнем на первом этапе штурма, не верьте — мужики балагурят, байки сказывают, не более того. Себя они упомянули, достойно показали, в чести поддержали друг дружку, но, по чести, не обмолвились и словечком о том же прапорщике Кучкарове, командире машины, и его заместителе, который назначен заместителем по весьма простой причине — если командира убьют, то он, ни секунды не мешкая, дальше сам поведет за собой остальных. При таком правиле нет надобности судачить, спорить, коллективно голосовать за кандидатуру «преемника» в бою, в котором не до поисков консенсуса.