Мушкетер - [11]

Сухова с Быковым снабдили шпагами и палашами[18] для конного боя, дали каждому по паре пистолетов-пуфферов и перевязи из буйволиной кожи с патронами-натрусками, по мешочку для пуль с фитилями, по пороховнице и испанской даге[19] а Олегу вдобавок достался увесистый кошель, набитый золотыми пистолями.[20]

— Короля нашего склоняют по-всякому, — напутствовал сына д’Арси, — но ты оставь эти сплетни невежам. Когда Людовик был ещё мал, наставник его, Воклен дез Ивето, спросил, в чём состоит долг доброго государя. «Бояться Бога», — ответил будущий король. «И любить справедливость», — дал подсказку учитель. Однако дофин[21] считал иначе. «Нет! — сказал он. — Нужно вершить справедливость!» Этой заповеди его величество верен по сию пору. Когда же Людовику едва исполнилось шестнадцать, он заявил королеве-матери: «Сударыня, я всегда буду заботиться о вас, как подобает доброму сыну. Я хочу избавить вас от груза забот, который вы взяли на себя, выполняя мои обязанности; пора вам отдохнуть, теперь я займусь государственными делами сам и не потерплю, чтобы кто-то, кроме меня, распоряжался судьбой моего королевства. Теперь я король». Уж если в юности самодержец был так решителен и твёрд, то странно упрекать его в мягкотелости ныне, в зрелые годы! Спору нет, его величество упрям, бывает вспыльчив и долго помнит зло, зато терпеть не может лжи…

— А что же всесильный кардинал? — не утерпел Ярослав.

Граф тонко улыбнулся.

— Его высокопреосвященство — великий человек, истинный государственный муж, — сказал он. — Его никто не любит, а вельможи держат зло на Ришелье, ибо он не щадит никого, укрепляя власть и поддерживая порядок. Монсеньор жесток, но не кровожаден, властен, но верен королю…

— У них тут свой тандем, — хмыкнул Пончик, копошившийся в углу. — Угу…

— Цыц! — сказал Олег, и д’Арси кивнул с одобрением — правильно, мол, нечего слугам в господские разговоры вмешиваться.

На следующий день Сухов проснулся с ощущением неясных, но радужных перспектив. Вроде уж угасли давно ребяческие восторги, а вот поди ж ты…

Или это так явление класса «туннель» подействовало? Омолодило восприятие мира? А что, очень даже может быть.

Откинув одеяло, Олег потянулся, встал и прошлёпал босыми ногами к окну. Вид отсюда открывался недурственный — за зубчатыми стенами замка распахивался сине-зелёный простор. Алое солнце висело над пологими холмами, скошенные поля выглядели на них чёрными заплатами, по извиву дороги тащился воз, гружённый сеном.

Было довольно свежо, а нижнее бельё «в период правления Людовика XIII» популярностью не пользовалось — длинная сорочка исполняла функции и рубашки, и кальсон.

Быстро одевшись и обувшись, Сухов привёл себя в порядок — с утра ему предстояло объехать, на пару с «отцом», родовые владения.

Спустившись вниз, он встретил давешнего хромого, едва не скомандовавшего: «Огонь!» Это был дальний родственник графа, то ли троюродный племянник, то ли внучатый. Звали его Робер-Арман Дешамп дю Сарра, был он нищим мелкопоместным бароном и, по всей видимости, рассчитывал пролезть в законные наследники графа.

Весь вчерашний день он волком смотрел на Олега, а сегодня с утра просто в глаза заглядывает, чуть ли не подлащивается. Надо полагать, вызнал, что Сухов отъезжает, не претендуя на графское добро. Олег любезно поклонился барону и отправился к конюшням.

В замке было заметно оживление — все словно проснулись от злого колдовства и вот с самого рассвета бегают, трут, убирают, наводят чистоту, расстилают камчатные скатерти, достают из сундуков золотую да серебряную утварь.

Крепкие дворовые мужички выкатывают из погребов бочки с винами, крестьяне неспешно тащат к графскому столу окорока и сыры, пышные караваи, кудахчущих кур и визжащих поросят.

— Как спалось? — послышался ласковый голос д’Арси, и Олег с живостью обернулся.

— Вашими молитвами, отец, — сказал он с лёгким поклоном.

Вымолвить заветное слово ему удалось запросто, без напряга и фальши.

Граф выглядел молодцом — суховат, подтянут, бодр и весел. Одетый не без щегольства, он обул ботфорты, готовясь к прогулке верхом.

— Коня! — отдал приказ его сиятельство, и конюх бегом подвёл вороного скакуна английских кровей. Копыта звонко цокали по булыжнику двора.

Обычно не терпевший чужой помощи, его сиятельство с удовольствием позволил Сухову подсадить себя. Вскочив на своего чалого, Олег притронулся к полям шляпы и сказал с улыбкой:

— Готов следовать за вами, отец.

Старик расцвёл, как майская роза, и направил гнедка к воротам. Вопреки ожиданиям, подъёмного моста не оказалось, а тот, что был, гулким пролётом соединял края полузасыпанного рва, заросшего густой травой.

Встречные тётушки в длинных юбках с передниками, в шнурованных корсажах и в шаперонах,[22] накинутых на головы по холодку, приветливо кланялись графу. Вилланы,[23] бредущие с граблями на плечах, поспешно снимали шляпы.

Деревушка, как показалось Олегу, изменилась мало — одноэтажные фахверковые[24] дома с многочисленными пристройками теснились вдоль кривоватой улочки, как и прежде, в будущем.

— А велика ли Московия, сын мой? — неожиданно спросил Рене Жереми.