Муравьиное масло - [14]

Витька ожесточенно огрызался:

— Смейтесь, смейтесь… Все равно ваш пингвин на экваторе сдохнет!..

В классе Витьку ждал сюрприз. Во всю доску был нарисован кривоногий лось, больше похожий на собаку, а рядом Витька, толстопузый, с длинным, как у Буратино, носом. Он держал лося за рога. Ниже стояла подпись в стихах:

«Об этом узнает пусть публика вся, —

Наш Витька поймал на Садовой лося».

Каждый, кто входил в класс, смеялся. Картину, конечно, нарисовал Мишка, а стихи написал Севка. Может быть, все приняли бы это за шутку, но Витька сам себе все испортил. Он страшно разозлился, стер рисунок и сказал с вызовом:

— Ну и поймал!.. Ха-ха-ха!.. Ничего смешного нет…

Ребята засмеялись еще громче. Кончак даже приставил два пальца ко лбу и замычал по-телячьи. Только Кешка заискивающе поддакнул:

— А что, может, и поймал… Правда, Витя?

— Поймал! — запальчиво крикнул Витька, уселся за парту и проворчал: — Смейтесь, смейтесь… И ты тоже смейся; чего не смеешься? — повернулся он к Вале.

Валя опять отодвинулась на самый край скамьи и втянула голову в плечи.

На уроке к Витьке стали приходить записки и картинки. Записки были написаны печатными буквами, но Витька точно знал, что их писал Мишка. Он погрозил Мишке кулаком. Мишка пожал плечами, а в глазах у него светилось злорадство.

После уроков в раздевалке ребята мычали, спрашивали, какого роста лось и прочие глупости.

Витька молчал и был мрачнее тучи. Он растолкал всех, первым получил пальто и, не дожидаясь Кончака с Генькой, пошел домой. Шел он быстро, но у калитки его догнали Нинка Секретарева и Валя.

— Всего хорошего… — Нинка фыркнула и проскочила вперед. Конечно, она хотела сказать «Лось», только побоялась. Валя засмеялась, тоже хотела прошмыгнуть мимо Витьки, но он сжал зубы и выставил перед собой ногу. Валя споткнулась и с маху, во весь рост, упала на дорожку.

— Хулиган, — сказала Нинка, а когда Валя поднялась, она вдруг взвизгнула и закричала:

— Скорей, ребята, скорей!

На лбу у Вали краснела широкая ссадина. Кровь тоненькой струйкой бежала к виску. Валя прислонилась к калитке и смотрела на Витьку жалобно, как в первый день, словно хотела сказать: «Что я тебе сделала плохого?..»

Витька побледнел, шагнул к ней, чтобы чем-нибудь помочь, но его оттолкнули подбежавшие ребята.

— В школу ее, к врачу!..

Мимо Витьки прошел Мишка.

— Ага, Лось, теперь тебя из школы погонят с треском…

Нинка Секретарева словно этого и ждала.

— Распустился, — визжала она, — только и знаешь, что кулаками махать, герой!.. Вот подожди, будет совет отряда!..

Девочки взяли Валю под руки и повели в школу к врачу.

— Может, ты ей глаз повредил, — испуганно шептал бледный Генька.

Кончак почесал затылок.

— Да… И как тебя угораздило?

Генька перебил его, торопливо, словно схватил палочку-выручалочку:

— Ты нечаянно, да?

— Отстаньте! — бросил им Витька и вышел из калитки.

Кончак посмотрел ему вслед, покрутил головой и побежал в школу.

Генька сделал несколько неуверенных шагов за Витькой, но тот даже не обернулся.

— Все, — бормотал он, шагая к дому, — погонят меня теперь из школы… Мама плакать будет… На работу не примут, — мал… Может, метрики подправить?.. — Потом он подумал о Вале, решил, что теперь она его, конечно, ненавидит… — Ну и ладно.

Матери дома не было, она приходила в пять.

Витька, не раздеваясь, сел к столу, подпер голову кулаком. Щеки у него стали мокрыми. Стена и вещи казались туманными, расплывчатыми. Оттоманка, на которой он спал, была покрыта чистым чехлом; на ней лежали старательно вышитые подушки. И Витька понял: мама сделала их не из любви к вышиванию, а чтобы прикрыть глубокие впадины и выпирающие пружины… Покрывало на маминой кровати незаметно подштопано, — человек непосвященный никогда и не догадался бы. А коврик над кроватью был таким ветхим, что мама просила у соседей пылесос, чтобы его почистить: боялась трясти на улице — вдруг порвется.

«Заработаю денег, куплю маме новый ковер, — подумал Витька, положил голову на руки и заплакал. Плакал он беззвучно, закусив рукав пальто. — И ковер куплю, и шляпу с перьями, как у соседки… И новое платье шелковое…» Наконец Витька поднялся, вытер глаза и нос углом скатерти, достал полотерную щетку и начал тереть пол. Свирепо двигая щеткой по одному месту, он строил планы, жалостные и героические.

«Вот уберу сейчас комнату, записку напишу: «Мама, ты меня не ищи… Я тебя очень люблю…» Иногда Витька останавливался, шептал: «Уйду из дома куда глаза глядят… На работу устроюсь куда-нибудь, юнгой например…» Он так размечтался, что не слышал звонка в коридоре, не слышал, как открылась дверь и вошли Кончак с Генькой.

— Витька, где ты?..

Витька вынырнул из-под кровати, уставился на гостей.

— Чего вам?

Кончак сел прямо на пол, по-турецки. Генька примостился на стуле около двери, снял шапку, пригладил свою серебристую челку.

— Она сказала, что сама споткнулась, — понимаешь?

Витька потер щеткой ножку кровати и ничего не ответил.

Генька подтолкнул ногой Кончака; тот придвинулся ближе к Витьке и вдруг разозлился.

— Да брось ты свою дурацкую щетку!.. Понимаешь, пришел директор; Нинка сказала ему, что ты Вальке ножку подставил, а Валька сказала: ничего подобного, что ты ей ничего не подставлял, что ты даже посторонился, пропустил ее, а она сама поскользнулась и упала…