Муравейник - [11]

«Золото, золото, золото» — выстукивали толчеи; муравьи неутомимо хрустели челюстями в ножках скамьи, добывая себе пищу, и, прислушиваясь к этим доносившимся до него шорохам и стуку, в этот день напряженных и мучительных поисков ответа на свои недоуменные вопросы, Томми сделался на несколько лет старше.

На следующее утро в шалаш пришел Дирк, и Томми сразу увидел, что за эти месяцы работы в котловане Дирк тоже намного повзрослел. Работая наравне с мужчинами, он в свои десять лет не был больше ребенком.

Вынув пять однофунтовых бумажек, Томми протянул их Дирку, но тот оттолкнул его руку.

— Зачем? — спросил он.

— Это я у него выудил, — похвастал Томми, и Дирк тут же взял деньги, как будто имел на них законное право. Томми вскипел: он почувствовал, что Дирк воспринял это как должное. — А почему ты не в котловане? — спросил он вдруг.

— Он сказал, что мне можно и не работать. Пока у тебя каникулы, конечно.

— Это ведь я избавил тебя от работы, — хвастливо заметил Томми.

— Он — мой отец, — вырвалось у Дирка. Глаза у него сузились.

— Но он заставил тебя работать, — парировал Томми. Потом добавил: — И зачем ты работаешь? Я бы не стал. Отказался бы и все.

— Посмотрел бы я, как бы ты это сделал, — ядовито сказал Дирк.

— Нет такого закона, чтобы заставить тебя работать.

— Ах, вот как! Нет, говоришь, закона, белый мальчик, нет закона...

Но Томми уже ринулся на него, и они покатились, сцепившись в клубок, барахтаясь и кувыркаясь. Они и на этот раз дрались, пока окончательно не выбились из сил, а потом лежали на земле, долго не в силах отдышаться.

— И чего мы с тобой деремся? Это же глупо, — прервал наконец молчание Дирк.

— Не знаю, — ответил Томми и засмеялся. Дирк засмеялся тоже, и этот смех как-то особенно сблизил мальчиков, и никогда уже больше они не дрались с таким ожесточением, хотя драться им случалось не раз и после этого. [31]

Еще одна стычка произошла у них, когда Томми опять приехал на каникулы. Дирк ожидал его в шалаше.

— Он отпустил тебя? — сразу же полюбопытствовал Томми, выкладывая на стол привезенные книги.

— А я и не спрашивал, — ответил Дирк, — ушел и все. Они сели на скамью, но подточенная муравьями ножка

сломалась, и оба с хохотом повалились наземь.

— Надо починить, — сказал Томми. — Давай сделаем новый шалаш!

— Нет, — огрызнулся Дирк. — Не будем зря время терять. Уж раз ты тут — учи меня, а шалаш я успею сделать, когда тебя не будет.

Нахмурившись, Томми медленно встал на ноги. Опять он почувствовал, что Дирк воспринимает его помощь как должное, словно он обязан помогать Дирку.

— А ты не будешь работать на прииске, когда я уеду?

— Нет. Больше я там работать не буду. Я так и сказал ему.

— Ты должен работать, — напыщенно произнес Томми.

— Ага... Я, значит, должен работать, — в голосе Дирка зазвучала угроза. — Ты, белый мальчик, ходишь в школу, а я... я должен работать! И меня отпускают только в твои каникулы, чтобы тебе здесь не было скучно!

Они сцепились опять и боролись, пока не устали, а минут через пять уже снова сидели на муравейнике, болтая как ни в чем не бывало.

— А что ты сделал с теми пятью фунтами? — спросил Томми.

— Матери дал.

— А она что?

— Купила себе платье, мне вот эти штаны, ну и еды купила на всех, а остальное припрятала на черный день.

Последовала пауза. Наконец пристыженный Томми спросил:

— Разве он не дает ей денег?

— Скоро уже год, как он к нам не ходит.

— А я-то думал, он все еще ходит, — удивленно свистнув, заметил Томми.

— Нет. — Понизив голос, Дирк свирепо добавил: — В поселке скоро будут еще мулаты.

Он сидел сгорбившись, устремив свирепые черные глаза на Томми, готовый к прыжку. Но Томми, опустив голову, уставился в землю. [32]

— Не честно. Не честно, — повторял он.

— Ага, так и до тебя дошло это, белый мальчик? — Он произнес эти слова добродушно, и драться не было надобности. Они опять взялись за книги, и Томми объяснил Дирку несколько новых задач.

Как ни странно, но Томми и Дирк никогда не говорили о том, что станет делать Дирк в будущем, как сможет он применить свои знания в жизни. Заговаривать об этом они как-то не осмеливались. Тогда им было одиннадцать.

А когда им стало двенадцать и Томми вернулся домой, Дирк встретил его новостью:

— Ты слышал?

— Что?

Мальчики, как всегда, сидели на скамье. Теперь у шалаша была крепкая тростниковая крыша и надежные стены. Чтобы уберечь их от муравьев, они были промазаны глиной. Дирк выстроил шалаш заново.

— Да, говорят, тебя хотят куда-то отправить.

— Кто говорит?

— Все,— ответил Дирк, беспокойно шаркая под столом ногами. Сейчас, как и всегда в первые минуты встречи, пока Дирк не был уверен, что Томми к нему не изменился, он держался настороже.

Из-за этого «все» можно было вспылить, но Томми кивнул и, предчувствуя недоброе, мрачно спросил:

— Куда?

— Во флот.

— Откуда они узнали? — Слово «они» Томми едва выдохнул.

— Ваш повар слышал, как говорила твоя мать... — И, словно напрашиваясь на ссору, с усмешкой добавил: — Грязные, наглые кафры болтают про белых.

— То есть как во флот? Что же это все-таки значит? — Томми натянуто улыбнулся.

— Откуда нам, грязным кафрам, знать.

— Заткнись, — сердито оборвал Томми. Мускулы у мальчиков напряглись, но, обменявшись свирепыми взглядами и вздохнув, они отвернулись друг от друга. В двенадцать лет дракой не решить спор — теперь все гораздо сложнее.