Муравейник Хеллстрома - [13]

Вскоре он достиг линии земляничных деревьев и широких сосен. Деревья закрыли слабый свет звезд, и Дюпо был вынужден перейти на шаг. Несколько раз теряя след, он находил его ногами на ощупь. Ему хотелось вынуть фонарик из рюкзака, но странный звук все усиливался за его спиной. Сейчас это был уже почти свист. Шум, издаваемый тысячами фижм[2], если их протащить сквозь траву, не был бы столь металлическим. Сравнение позабавило его на секунду, пока он не вспомнил полуголых амазонок с фермы. Как-то они не выглядели забавными, даже одетые в воображаемые фижмы.

Он оставил велосипед в кустах, где тропа пересекала узкую грязную дорогу. Эта дорога огибала низкий холм и спускалась затем по длинному склону к проселочной дороге, где Дюпо припарковал вагончик. На руле у велосипеда имелся фонарь, и он решил включить его и гнать что есть мочи.

Стал ли звук позади громче? Что, черт возьми, может быть источником этого звука? Что-то неестественное? Шепот уже слышался в траве по обе стороны от него, как будто его охватывали фаланги наступающей армии. Дюпо попытался увеличить скорость, но мешала темнота, и он натыкался на деревья.

Что это был за звук?

Тело его покрылось испариной, страх сдавил грудь.

Снова он попытался ускорить шаг, но споткнулся и упал. Шепот погони смолк. Дюпо лежал тихо, вслушиваясь. Ничего. Что за черт! Тишина пугала не меньше, чем звук. Медленно он поднялся на ноги, и тотчас звук появился снова — с боков и сзади. Испытывая ужас, Дюпо кинулся вперед, спотыкаясь, проламываясь сквозь заросли, иногда теряя тропу, иногда снова попадая на нее.

Где же эта проклятая дорога, на которой он спрятал велосипед?

Область охватывающего его шума переместилась уже вперед. Шум был кругом и становился все ближе. Тяжело дыша и спотыкаясь, Дюпо пытался нащупать фонарь в рюкзаке. Почему он не взял с собой оружие? Хотя бы автоматическое? Небольшой пистолет, как у Тимены? Черт! Что это за шум? Хватит ли у него смелости включить фонарик, который он наконец нашел, и описать лучом круг. Он не мог взять с собой пистолет! Нет! Его легенда любителя птиц не позволяла этого! Ноги налились свинцом, он хватал ртом воздух.

Дорога была уже у него под ногами, когда он наконец понял это. Дюпо резко остановился, пытаясь сориентироваться в темноте. Сошел ли он с тропы только что? Он не думал, что находится далеко от места, где спрятан велосипед. Оно где-то поблизости. Может, все-таки включить фонарик? Шелест-свист окружил его. Велосипед должен быть справа. Должен быть. Он на ощупь двинулся в более густую среди других тень, споткнулся и упал на раму велосипеда.

Ругаясь, Дюпо вскочил на ноги, поднял велосипед и оперся на него. Сейчас он видел дорогу лучше: светлая полоса в темноте. Неожиданно он подумал, как приятно будет оседлать велосипед и отправиться назад, к вагончику и Тимене. Но свист становился громче и все теснее охватывал его. Черт с ним! Схватив фонарик, он нажал на кнопку. Луч света выхватил из темноты трех молодых женщин, одетых так же, как амазонки на ферме, но их носы и глаза были скрыты за темными блестящими масками, похожими на маски для подводного плавания. У каждой из них в руках был продолговатый предмет с раздвоенным, как у бича, концом. Сначала это навело на мысль о странной антенной системе, но раздвоенные концы были угрожающе направлены прямо на него.

Из дневника Нильса Хеллстрома: «Иногда я осознаю, что имя мое неважно. Сочетание звуков могло быть иным, но это все равно был бы я. Имена не важны. Хорошая мысль. Именно так говорили мать семьи и мои первые учителя. Имя, используемое мной, — случайность. Мне могли дать другое имя, если бы я был рожден в семье Внешних со всем их индивидуализмом. Их сознание — не мое сознание; их временная линия — не моя. Мы, дети Муравейника, когда-нибудь распрощаемся с именами. Слова Праматери передают глубокий смысл этого. Наше совершенное общество не может себе позволить индивидуальные имена. Одни метки, в лучшем случае, — не имена. Они полезны только в преходящем смысле. Возможно, в различные периоды жизни у нас будут разные метки. Или номера. Номера ближе по смыслу намерению, выраженному Праматерью столь удачно».

Было 2.40 ночи, и вот уже почти десять минут Кловис наблюдала, как Эдди ходит взад-вперед по маленькой гостиной ее квартиры. Телефон пробудил их ото сна, и Эдди поднял трубку. Он открыто пришел к ней в квартиру. Агентство, в общем-то, не имело ничего против. Определенные сексуальные шалости от своих людей даже ожидались и ценились, если эти отношения оставались в определенных рамках. Ничего глубокого, просто здоровые, энергичные телесные наслаждения.

Повесив трубку, Эдди сказал только:

— Звонил ДТ. Мерривейл просил его позвонить. Они потеряли контакт с Карлосом и Тименой.

— О Боже!

Она встала с постели и запахнулась в халат. Эдди пошел прямо в гостиную.

— Мне следовало ответить на звонок, — сказала она, надеясь вывести его из задумчивости.

— Почему? ДТ искал меня.

— Здесь?

— Да.

— Откуда он узнал, что ты здесь?

— Он позвонил ко мне, там никто не ответил.

— Эдди, мне это не нравится.

— Чушь!

— Эдди, что ещё сказал ДТ?