Муос. Падение - [136]

– Иа, я учить тебя и наших детей понимать знаки древних. Ты помнить, как я лечить всех, когда быть зима.

– Ынс, я помнить это, ты и меня лечить эта зима. Ты быть внук шамана, ты знать, какой трава надо лечить.

– Иа, дед не уметь лечить людей, он не учить меня лечить. Это меня учить древние.

Иа с жалостью смотрела на своего странного жениха. Он говорит все более непонятные вещи. И все же что-то в нем было такое, что не отпускало ее; что-то, чего не было в красивом, сильном и удачливом Умге. Иа злилась на себя за это, но не могла и думать о том, что понесет детей от кого-то другого, кроме Ынса. И она одна верит в то, что их племя исцелил именно Ынс. Когда они все слегли этой зимой с горячкой, Ынс, сам еле держась на ногах, выполз на Поверхность и что-то там искал под снегом, а потом принес какие-то тонкие ветки, заваривал их в воде и давал всем пить. Лежащим при смерти было все равно, и поэтому они согласились на сомнительные предложения Ынса. Выпив варево, все, как по мановению волшебных духов, стали выздоравливать. Правда, став здоровыми, они подумали, что не так уж сильно и болели, а варево Ынса сочли за его очередную глупость.

– Ынс, отец не хотеть ты быть жених для Иа, если ты не сделать очень удачный охота. Я молить Дева-Воин, чтобы она послать тебе большой добыча.

– Иа, я сделать очень удачный охота. Я не убить зверя, но накормить тебя, твой отец, твой семья. Ынс взять большой еда! Большой еда на Поверхность! Я принести большой еда, и твой отец сказать: «Иа быть твой жена, Ынс!»

Опять он за свое, думала Иа. Очередная затея Ынса, о которой ему «сообщили древние», – рыть в конце весны землю на Поверхности, а потом закапывать там кусочки выкопанных им толстых корней. «Древние называть это «кар-то-фэль», – заверял Ынс, угощая всех разысканными на Поверхности маленькими кусочками клубней. Кусочки эти были вкусными, но почему он был уверен, что этих корней у них осенью будет завались – Иа понять не могла, и все же, как ни странно, она ему верила. Несмотря на заверения Ынса, она не могла понять, как из этого самого «картофэля» Ынс собирается делать питье, от которого они смогут без проблем жить на Поверхности.

А иногда, спрятавшись в более-менее сухом месте подальше от глаз ее свирепого отца, они сидели обнявшись, и Ынс начинал рассказывать ей свои истории, якобы рассказанные ему древними через эту коробку, с которой он никогда не расставался. Иа пока воспринимала это не более чем как сказку, но сказку в исполнении Ынса такую интересную, что она забывала обо всей их недружелюбной реальности: о голоде, набегах других племен, страшных болезнях; о том, что с каждым годом не затопленных и не осыпавшихся туннелей в Муосе становится все меньше и люди бешено дерутся за оставшиеся под землей пустоты. Ынс обещал, что сила древних из коробки научит их добывать еды столько, сколько надо, ни с кем не вступая в драку и никого не убивая. Они научатся строить дома Наверху и добывать свет без огня, лечить все болезни и не умирать на Поверхности. Он рассказывал про огромный мир, который предстоит заново покорять их детям и детям их детей. Он говорил про Великого Духа, которого древние называли Богом, и надеялся, что Он, быть может, снова повернется к людям.

Ынс, рассказывая все это, счастливо улыбался их будущему. Иа станет его женой, потому что он принесет ее отцу много картофеля. А на следующий год им вообще не надо будет выходить на опасную охоту – их прокормит примеченное Ынсом поле, которое они засадят. У них появится время, и Ынс уговорит вождя, который тогда уже будет его тестем, отправиться на опасную вылазку за книгами – они наверняка остались где-то там, в сердце Муоса, которое древние называли Ульем. Он будет изучать книги и подарит племени силу древних. Он будет учить свое племя читать, а если они и не захотят учиться, то научит только свою жену и их детей, которых у них будет много-много. А потом его дети понесут силу древних другим племенам Муоса. И, быть может, еще при жизни Ынса, если будет на то воля Великого Духа, случится великий исход племен Муоса на Поверхность.

Послесловие

Кажется, совсем недавно, а на самом деле 12 лет назад, мною прочитано «Метро 2033». Ни одно чтиво ни до, ни после этой книги не повергало меня в такое состояние, описать которое могу только нелепыми фразами типа: «депресивный восторг» или «трезвящий кошмар».

Дело в том, что в детстве я больше всего боялся ядерной войны, и Дмитрий Глуховский вернул и утроил мои детские страхи. Правда, став взрослым дядькой, я разучился бояться за себя. Боюсь я за тех, кого очень люблю, боюсь за свою маленькую страну; боюсь, что когда-нибудь для этого мира не наступит «завтра». Дико хотелось альтернативного «метрошного» мира, в котором бы даже в пучине отчаяния теплилась Надежда и жила Вера. Где конец истории – не просто вымирание человеческого вида, а событие, обретающее свой смысл в Вечности. Порыв был настолько сильный, что на написание первого романа ушло всего несколько месяцев.

В 2008 году был написан первый «Муос», но уже вскоре от написанного мне самому стало отдавать «трэшовостью», как будто книгу писал не мужик, а пацан. Хотелось более серьезной и продуманной истории, где на фоне постапокалипсиса я мог бы рассказать, о чем много думаю сам, что мне важно и дорого: о Боге; о вере в добро; о настоящих людях, которые не цепляются за жизнь, а сгорают для других. Мне очень хотелось, чтобы читатель увидел в книге не только хоррор и экшен, но и задумался о вещах, важных в реальном мире. Поэтому книга писалась так долго и, как оказалось, разбухла до двух томов.