Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн - [73]
Она помогает тебе, когда ты переходишь реку рядом со сломанным мостом. Она сопровождает тебя, когда ты возвращаешься в деревню в безлунную ночь. Но назови ее палкой, и ты полетишь в Ад быстрее стрелы.
Первые два предложения Мумон заимствовал у Дзикаку, который однажды показал монахам свой посох и произнес эти слова. Дзикаку жил в храме Рэйиндзи, который находится на четвертой из знаменитых Пяти Гор, но вот когда? Еще до Дзикаку Суйрюдзан, ученик Гэнся, однажды сказал монахам:
— Прожив в горах тридцать лет, сколько энергии я почерпнул из своего посоха!
— Как вы могли получать энергию из него? — спросил монах, выйдя вперед.
— Минуя долины, минуя вершины, я лечу на восток, я лечу на запад! — ответил Суйрюдзан.
Монах желает знать, как что-то одно может давать энергию чему-то другому. Суйрюдзан дает ему ответ с помощью не-ответа. Мы получаем энергию из палки, если мы знаем, что мы есть палка, и тогда, где бы мы ни были, каждая вещь, каждая не-вещь наделяют нас своей и нашей собственной силой.
Похоже, что это стихотворение относится к секте дзэн и ее мастерам, но не имеет универсальной применимости. Палка используется для того, чтобы отделить реальное от претенциозного, отличить овец от коз среди учителей дзэн. «Она поддерживает небо и землю» означает, что именно дзэн не позволяет вещам распадаться. Дзэн — это центростремительная и центробежная сила вселенной, которая в большей мере духовна, чем материальна, но при этом в равной мере духовна и материальна. Дзэнское «учение» — это не философская абстракция или религия, а действия живых существ в живой вселенной.
Таким образом, палка становится «цветочком в замшелой стене», который Теннисон держал в руке. Всех мастеров этого мира, в том числе Христа и Будду, можно испытать этим цветочком Теннисона. Вы можете возразить, что китаец и англичанин — разные люди. Китаец говорит, что знает, что такое палка, Бог и человек, тогда как англичанин говорит, что не знает. Но мне кажется, что Теннисон в значительной степени притворялся, что он не знает. Думаю, что он все прекрасно знал, но не желал знать, что он знает. Он знал, что вселенная, Бог, человек и цветок — одно и сказал об этом. Этот же принцип лежит в основе философии буддизма махаяны. Теннисон, как и Оливер Твист, требовал большего и тем самым проявил скорее жадность, чем жажду познания.
Случай XLV. ХОЭН СПРАШИВАЕТ: «КТО ОН?»
В предыдущем случае у нас было шесть Басё, а здесь мы имеем два Хоэна, которых очень трудно отличить друг от друга. Это напоминает нам стихотворение Исса:
Като уделяет шесть страниц обсуждению вопроса о том, какому из Хоэнов, Госо Хоэну или Сисо Хоэну, принадлежит изречение этого случая.
Все трудности возникают потому, что известные монахи заимствуют имя (прозвище) у места своего проживания (горы или храма). Мастера сменяют друг друга, но горы остаются, а вместе с ними и их имена — если, конечно, как это нередко бывает, гору не назовут как-то по-другому, в результате чего путаница становится еще большей.
Гора Тодзан сначала называлась Ходзусан, или Гора, Что Разбивает Голову. В период Тан Четвертый патриарх Досин поселился на этой горе, назвав ее Соходзан, или Гора Двух вершин. Когда впоследствии здесь жил Пятый патриарх, он называл ее Обайсан, Гора Желтой Сливы, в честь префектуры, в которой он родился. Впоследствии эта гора была известна как Госодзан, Гора Пятого Патриарха. Госо из настоящего случая звали также Тодзан — по имени храма Тодзэндзи, который находился на горе Тодзэндзи.
Хоэн из Тодзана сказал: «Сяка и Мироку — слуги кого-то другого. Скажи мне, кто этот Другой?»
Сначала мы должны разобраться с тем, кто такой Сяка (Шакьямуни) и Майтрея (Мироку). Являются ли они реальными людьми, один из которых умер и ушел из мира, а другой все еще не родился на земле? Если это так, то случай получается довольно слабым, поскольку ни один осведомленный буддист не будет предполагать, что эти два человека как таковые являются Окончательной Реальностью; он скорее сочтет их воплощениями или символами Реальности. Набожные последователи хинаяны были бы шокированы этими словами, но Госо обращался к монахам, которые выросли на традиции махаянического и даосского трансцендентализма. У этих монахов подобные слова не могли пробудить Великого Сомнения, в чем, надо полагать, Госо видел цель своих проповедей. Должны ли мы в таком случае понимать иероглиф «Другой» как природу Будды, Изначальную Сущность, Первоначало, Абсолютную Истину или что-нибудь в этом роде? В какую путаницу мы попадаем, когда пытаемся трансцендировать не только Бога, но и Лик Божий! Возможно, реплика Госо направлена против представления об «Отце нашем, сущем на Небесах», которая в буддизме проявляется как поклонение богам, таким как Амида, Фудо, Каннон, Дайнити Нёрай, Дзидзо, а также целой плеяде более мелких, «региональных» божеств, которых полным полно в Китае, Японии и других странах. Эту тенденцию не следует осуждать на том основании, что она антропоморфна. Анимизм, или, лучше сказать, аниматизм, — одно из самых замечательных свойств человеческой природы. Ошибочность представления об «Отце нашем, сущем на Небесах» не в антропоморфности представления об Отце, а в том, что он «сущий на Небесах», а значит, далекий от нас. Даже когда мы говорим «сущий в мире, в камне, в ручье, в душе», нас отделяет от него предлог «в». Разделение есть зло, а предлог «в» подразумевает разделение. Даже слова «есть» и «тождествен» подразумевают разделение. Утверждение единства и отрицание различия также разделяют.