Вдруг непонятно откуда, как в страшном мираже, возникли отборные воины из личной охраны фараона, и окружили место погребения, заняв позиции на вершинах дюн. На коже воинов, называющихся меджаями, виднелась замысловатая татуировка, истинное значение которой было известно лишь последователям тайного культа, к которому с рождения принадлежали эти люди. Имхотеп предполагал, что верные «охранники» присутствуют здесь, чтобы наблюдать за тем, как будет выполнен обряд проклятия предательницы, которая убила их владыку.
Но еще, по мнению Имхотепа, меджаями могли двигать и другие побуждения. Не исключено, что они испытывали смутные подозрения в отношении его самого. Эти подозрения можно будет рассеять, если Имхотеп правильно и полностью прочитает страницы Книги Амон-Ра, проклиная Анк-су-намун как зло и отправляя ее в путешествие по подземному миру, где ее душа будет пожрана Аммитом, чудовищем мертвых.
Скорее Имхотеп пошлет туда самого себя.
Под одеянием жреца он, так же как и умерший фараон, был человеком из плоти и крови, и, так же как ушедший владыка, любил эту женщину. Он любил ее дух, ее острый ум и, конечно же, ее гибкое восхитительное тело. На всех окружающих Верховный жрец производил впечатление человека, высеченного из камня, как и статуи, украшавшие храмы. Примерно сорок ночей тому назад (ведь мумификация – процесс кропотливый и длительный) Имхотеп стоял на балконе дворца любовницы фараона, ощущая, как ласковые пальцы прилетевшего из-за реки ветерка ласкают его обнаженную грудь. Эти прикосновения словно служили предвестниками того, что должно было произойти в ближайшее время.
Предвестниками наслаждения, которое должна была подарить Имхотепу любовница фараона.
В ту далекую ночь сопровождающие Имхотепа жрецы-стражники расположились вокруг и внутри дворца Анк-су-намун. Бритые головы и тела людей Верховного жреца украшали татуировки их собственного тайного культа. Жрецы Осириса с обветренными пустыней лицами и могучими, как у Имхотепа, телами были всецело преданны своему Верховному жрецу и относились к нему как к живому богу. Конечно, считалось, что фараон сам является живым богом на земле, но эти жрецы поклонялись только Осирису, а так как Имхотеп был верховным служителем культа, то вся преданность жрецов всецело принадлежала ему.
Никто не ожидал появление фараона в этот час. Считалось, что он занят государственными делами. Однако при столь опасной связи, в которую вступили Имхотеп и любовница фараона, никакие предосторожности нельзя было считать излишними.
В одном из внешних залов с высоким потолком среди многочисленных колонн скрывались едва отличимые от украшавших дворец статуй жрецы. Только их глаза двигались, провожая открывшую золотые двери и вступившую в зал Анк-су-намун. Не обращая на присутствующих внимания, она молча проследовала мимо них легкой грациозной походкой, словно плывя над мраморными плитами пола и раздвинула легкие занавеси своей спальни. Живая богиня с оливковой кожей ни жестом, ни взглядом не выдала, что относится к жрецам как к мужчинам. Но и те в свою очередь никак не реагировали на ее ослепительную красоту.
Однако жрецы отнюдь не были каменными изваяниями. а перед ними сейчас прошла самая прекрасная и обольстительная женщина Фив, прикрытая лишь своими длинными распущенными волосами, почти не скрывающими ее идеальных и нежных. словно персики, грудей. Женщина направлялась, пожалуй, на самое рискованное, которое только можно было представить, тайное свидание с человеком, которого жрецы называли своим повелителем.
Сам Имхотеп, вступив с балкона в спальню, не испытывал заметного волнения, словно не понимал, что любовница фараона предстала перед ним почти обнаженной. По этикету она должна была быть одета в глухое, украшенное золотом и медью, черное платье и ее роскошные формы должна была скрывать плотная накидка. Только этого не было.
В спальне глухо прозвучал сухой смешок Верховного жреца:
– Никто не вправе коснуться тебя, кроме фараона. Видимо, этот глупец думает, что стоит лишь издать закон, как он тут же вступит в силу.
Милое, по-кошачьи лукавое личико Анк-су-намун: осветила улыбка, и она указала на свое покрытое рисунком тело: лиф и юбка, стилизованные под крокодилью чешую, были нарисованы прямо на ее коже. За исключением золотых украшений на шее, запястьях, талии и лодыжках женщина была голой, словно виноградина.
– Это последнее из нанесенных мне оскорблений, любимый, – прошептала она. – Теперь я, словно вещь, без остатка принадлежу фараону, и каждый день на мою кожу выкладывается новый слой краски.
Двое влюбленных стояли друг напротив друга в золоченой спальне возле широкого ложа, застеленного шелковыми тканями.
– Но когда Сети умрет, – произнес Имхотеп, беря лицо женщины в ладони со всей осторожностью, чтобы не размазать узоры, доходящие почти до горла, – трон унаследует его сын и ты станешь свободной...
Он жадно впился губами в ее губы, и она с такой же
страстью ответила на его поцелуй. Они оба знали, что после смерти фараона его любовнице отойдет этот дом, будет назначено приличное содержание и она получит все права гражданина. Конечно, влюбленным не удастся заключить брачный союз. Скорее всего, Верховный жрец не упустит возможности обзавестись такой любовницей, а Верховный жрец в Фивах мог позволить себе очень многое.
