Мумия из Бютт-о-Кай - [63]

Свет между зарослями приближался. Он пробирался от дерева к дереву, идя вдоль тропинки, параллельной аллее. Прокричала сова.

— Вот же он!

Присев на корточки в высокой траве, он ощутил то же, что чувствовал, когда готовился совершить злодеяние.

Свет был почти рядом. Нестор прижался к земле. Через мгновение он понял, в чем дело. Это были огни тележки. Вдруг она свернула с дороги и поехала по извилистой тропинке. Нестор вскочил и тихо двинулся вдогонку. Он вдруг почувствовал себя охотником, выслеживающим добычу.

Тележка исчезла. Слабый свет мерцал на втором этаже. Должно быть, нищий выбрал себе жилье в одной из комнат. Нестор принялся было подниматься по лестнице, но гнилое дерево не выдержало его веса, и ступеньки провалились. Он упал вперед, вытянув руки, чтобы смягчить падение, и понял, что поранил себе ладони.

Свет переместился влево. Взобравшись на кучу кирпичей, он мельком увидел огромную тень, устремившуюся к другому выходу. Он взглянул на строительный мусор, которым был усеян пол, и достал свой нож с ограничителем.

Его внимание привлекла приоткрытая дверь. Он прислушался, анализируя малейший шорох, но услышал лишь собственное дыхание и скрип досок.

«Он там», — сказал он себе.

Внезапно все погрузилось во тьму. Он зажег спичку. Вторая лестница вела вниз. Он отважился пойти по ступенькам, ведя рукой по стене, пропитавшейся запахом гнили. Он чиркнул второй спичкой. Ботинки попали в какую-то лужу, и что-то проскользнуло у ног, чуть задев край брюк.

Черт, крысы!

Позади послышался скрежет. Он резко обернулся, сжимая нож, и смутно увидел какую-то фигуру. Упав на колени, он поднял руку, чтобы защититься. Металлический предмет размозжил ему ладонь. Он взвыл, уронив нож, на него кто-то навалился, и чьи-то жесткие пальцы сомкнулись на его шее.

Ночь была тяжелой. К грохоту молотка, который словно взрывал изнутри его череп, добавились мучительные бессвязные образы. Они мелькали в сознании, перетекая один в другой: руки подвешивают к балке женщину, задушенную петлей; голубь превращается в чудовище — получеловека-полуптицу; платье из тонкой блестящей ткани тает, тает, пока от него не остается крошечная красная лужица; человечек, заточенный в бутылку, взрывается, обращается в конфетти, конфетти засыпает дом подобно сухим листьям, а из пруда испаряется вода…

На коже выступил холодный пот. Он проснулся и сел в кровати, тяжело дыша. Эти дневные галлюцинации хуже ночных кошмаров. Но отныне и те и другие будут его постоянными спутниками, и ему никуда от них не скрыться.

Глава семнадцатая

23 сентября

Кошка мирно спала, свернувшись в ногах хозяев, но вот один из них неловко потянулся, потревожив ее, она мягко спрыгнула на пол и затаилась под кроватью. Виктор только что вернулся в реальность мрачного утра и ворочался, пытаясь утишить боль, сковавшую шею. Остеохондроз, только этого еще не хватало. Он повернулся к Таша, которая все еще спала, приоткрыв губы и ровно дыша. Она застонала. Кто ей снится? Его настойчивый взгляд словно разогнал ее сон, она приоткрыла глаза и некоторое время собиралась с мыслями.

— Виктор, который час?

— Еще слишком рано, — прошептал он и прижал ее к себе. Замерев, они насладились мгновением нежности, лишенным желания.

— В последние дни я чувствую, что ты как-то отдалилась от меня, моя милая. Ты не переутомилась?

Она высвободилась из его объятий, вздохнула и наконец произнесла:

— Я виделась с Гансом Рихтером.

— Тем, из Берлина?

Вот уж кого он выбросил из головы! Когда-то он ревновал к нему, так же, как и ко всем остальным мужчинам, которые приближались к Таша, но эта связь была в прошлом, том прошлом, в котором он, Виктор, еще не существовал в ее жизни.

— И что? Что ты почувствовала?

— Огорчение, — поспешила она ответить. — Я о нем не вспоминала. Он давно уже — восемь лет, целую вечность, — перестал что-либо значить для меня, и его присутствие в Париже вызывает неприятные воспоминания. Он участвовал в выставке под фамилией своей матери, Кэмперс.

— Он хочет обосноваться здесь?

— Он здесь временно, живет в пассаже Радзивилл 33, планирует скоро уехать. А пока он докучает мне, и я боюсь случайно встретиться с ним где-нибудь.

Она почувствовала огромное облегчение, избавившись от груза, давившего на нее с тех пор, как Ганс, раздосадованный, что она убежала от его страстного напора, написал ей, требуя новой встречи у него дома. Она сожгла его письмо. Она понимала, что без Виктор ей не избавиться от навязчивого ухажера.

— Ты хочешь, чтобы я с ним объяснился?

— Я бы хотела, чтобы он смирился с тем, что я твоя жена и что никогда уже не вернуть то, что когда-то нас связывало.

Виктор ликовал. Это было самым изысканным доказательством любви, которое она могла ему предоставить. Поручив ему роль примирителя, она давала Виктору возможность хотя бы на время освободиться от недоверия, которое его терзало. Ненавистный образ человека, прижавшегося к его Дульсинее в темном дворе, рассеялся. Он поцеловал ее плечо, ладонь, вырез ночной рубашки, и вот его руки, движимые страстью, которую он не мог контролировать, проникли под тонкий батист и сдавили округлые теплые груди.