Мумия, или Рамзес Проклятый - [26]

– Отец правда разговаривал с ним? – спросила Джулия. – Так же, как я?

Генри ответил не сразу. Отвернулся, прошел к алебастровым кувшинам, сохраняя тот же высокомерный и независимый вид.

– Да, он разговаривал с мумией так, словно она могла ответить ему. На латыни. Знаешь, мне кажется, твой отец уже давно был болен. Слишком долго он жил в жаркой пустыне, разбазаривая деньги на трупы, на статуи, на всякий хлам и безделушки.

Какие обидные слова! Сколько в них легкомыслия, сколько ненависти. Генри замер возле одного из кувшинов, стоя к Джулии спиной. В зеркале она увидела, как он заглядывает в кувшин.

– Но ведь он тратил свои деньги, не так ли? – спросила она. – Он многое сделал для нас всех. Во всяком случае, он так считал.

Генри резко обернулся:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что ты сам не очень-то хорошо распорядился своими деньгами.

– Я делал все, что было в моих силах. И вообще, кто ты такая, чтобы осуждать меня? – спросил Генри.

Внезапно на его лицо упал яркий солнечный луч, и Джулия испугалась: таким злобным оно было.

– А что ты скажешь об акционерах «Судоходной компании Стратфорда»? Для них ты тоже делал все, что было в твоих силах? Или и это не моего ума дело?

– Полегче, девочка моя, – сказал Генри, направляясь к ней. Высокомерно взглянув на мумию, словно она была полноправным участником разговора, он развернулся и, прищурившись, посмотрел на Джулию. – Теперь у тебя нет никого, кроме меня и моего отца. И ты нуждаешься в нас больше, чем тебе сейчас кажется. И вообще, что ты смыслишь в торговле и судостроении?

Забавно, он делает верный ход и тут же все портит. Конечно, оба они нужны ей, но это не имеет никакого отношения к торговле и судостроению. Они нужны ей, потому что они ее плоть и кровь, – какие, к черту, торговля и судостроение!

Джулии не хотелось, чтобы он заметил ее обиду. Она отвернулась к анфиладе гостиных и посмотрела в тусклые окна северной части дома. Там утро только начиналось.

– Я знаю, сколько будет дважды два, дорогой братец, – сказала она. – И это ставит меня в несколько неудобное положение.

Джулия с облегчением увидела, как в зал входит Рита, согнувшаяся под тяжестью подноса с серебряным кофейным сервизом. Она поставила поднос на стол в центре задней гостиной, в двух футах от Джулии.

– Спасибо, дорогая. Пока все.

Боязливо взглянув в сторону саркофага с мумией, Рита удалилась. И снова Джулия осталась наедине с братом. Неужели придется продолжить неприятный разговор? Она медленно повернулась и увидела, что Генри стоит напротив Рамзеса.

– Тогда давай поговорим о делах, – предложил он и встал к ней лицом.

Он ослабил шелковый галстук, стащил его с шеи, засунул в карман и, покачиваясь, направился к Джулии.

– Я знаю, чего ты хочешь, – сказала она– Я знаю, чего вы оба с дядей Рэндольфом хотите от меня. И самое главное, я знаю, что вам от меня нужно. Ты хочешь получить свою долю наследства, чтобы расплатиться с долгами. Господи! Ты совсем запутался.

– Какое ханжество, – произнес Генри. Он стоял теперь в двух шагах от сестры, спиной к ослепительному солнцу и к мумии. – Суфражистка, малютка археолог. А теперь собираешься попробовать себя в бизнесе, да?

– Попытаюсь, – холодно ответила Джулия. Она тоже рассердилась. – А что мне еще остается? Позволить твоему отцу окончательно промотать все? Боже, как мне тебя жаль!

– О чем это ты? – спросил Генри, приблизив к ней заросшее щетиной лицо и дыша перегаром. – Ты что, хочешь, чтобы мы отчитались перед тобой? Я правильно тебя понял?

– Пока не знаю. – Джулия повернулась к нему спиной, прошла в первую гостиную и открыла небольшой секретер. Сев за него, вытащила чековую книжку и сняла крышку с чернильницы.

– Скажи-ка, братец, приятно ли это – иметь денег больше, чем можешь истратить, больше, чем можешь даже сосчитать? И при этом не сделав ничего, чтобы заработать их?

Джулия обернулась и, не глядя, протянула чек. Затем поднялась, подошла к окну и, отдернув кружевную занавеску, выглянула на улицу. «Пожалуйста, Генри, уходи, – уныло подумала она, – уходи отсюда». Ей не хотелось обижать дядю. Ей вообще не хотелось кого-то обижать. Но что же делать? Она уже давно знала о растратах Рэндольфа В последний раз, когда Джулия ездила в Каир, они с отцом обсуждали это. Разумеется, он собирался взять ситуацию под контроль. Давно собирался. А теперь это бремя пало на нее.

Джулия резко обернулась. Ее смутила тишина. Она увидела, что брат опять стоит в египетском зале и смотрит на нее холодными пустыми глазами.

– А когда ты выйдешь замуж за Алекса, ты лишишь нас нашей доли наследства?

– Ради бога, Генри, уходи, оставь меня в покое. Какое-то странное выражение появилось у него на лице, выражение мрачной решимости. «А ведь Генри уже не назовешь молодым, – подумала Джулия. – Он безнадежно устарел со своими вредными привычками, с бесконечными провинностями и самообманом. Он нуждается в сочувствии». Но чем она может помочь ему? Дать денег? Он тут же промотает их. Джулия снова отвернулась и посмотрела на холодную лондонскую улицу.

Ранние прохожие. Нянька переходит улицу, толкая перед собой плетеную коляску с близнецами. С газетой под мышкой торопится куда-то старик. И охранник из Британского музея лениво прохаживается по парадному крыльцу, как раз под этим окном. А чуть ниже по улице, возле дома дяди Рэндольфа, горничная Салли вытряхивает коврик прямо у входных дверей, уверенная, что в такую рань никто ее не увидит.