Мумия, или Рамзес Проклятый - [13]

Алекс открыл дверь на улицу, и от яркого солнечного света стало резать глаза. Джулия опустила вуаль. Репортеров не было, слава богу, никаких репортеров, лишь большой черный автомобиль ждал с открытой дверцей.

– Я не останусь одна, Алекс, – ласково произнесла Джулия. – У меня там есть Рита и Оскар. И Генри возвращается в свою старую комнату – дядя Рэндольф настоял на этом. Так что народу будет даже больше, чем нужно.

Генри… Вот уж кого ей совсем не хочется видеть! Какая злая ирония в том, что он был последним человеком, которого видел ее отец перед смертью.

Когда Генри Стратфорд сошел на берег, его атаковали журналисты. Испугался ли он проклятия мумии? Видел ли что-нибудь сверхъестественное в той маленькой каменной пещере, где смерть настигла Лоуренса Стратфорда? Генри молча стоял на таможенном контроле, не обращая внимания на вспышки фотокамер. С ледяным спокойствием он смотрел на чиновников, которые проверяли его чемоданы. Наконец он смог пройти вперед.

Сердце билось так, что звенело в ушах. Он хотел выпить. Он хотел оказаться в тишине родного дома в Мэйфейре. Он хотел встретиться со своей любовницей Дейзи. Он хотел чего угодно, кроме тоскливой поездки с отцом. Забираясь на заднее сиденье «роллса», Генри старательно отводил от Рэндольфа глаза.

Когда длинный, громоздкий автомобиль пробивал себе путь, чтобы выбраться из пробки, Генри заметил Самира, приветствовавшего группу одетых в черное мужчин – очевидно, сотрудников музея. Тело Рамзеса Великого занимало всех гораздо больше, чем тело Лоуренса Стратфорда, которого по завещанию покойного захоронили без особых церемоний в Египте.

О господи, отец ужасно выглядит! За одну ночь он состарился на десять лет. И волосы растрепаны…

– У тебя есть сигареты? – отрывисто спросил Генри. Рэндольф, не глядя, протянул тонкую сигару и спички.

– Этот брак по-прежнему очень важен, – пробормотал он так тихо, словно разговаривал сам с собой. – У новобрачной просто не хватит времени думать о делах. А пока я устроил все так, что ты поживешь вместе с ней. Она не должна оставаться одна.

– О боже, отец, на дворе двадцатый век! Какого черта она не может пожить одна?

Жить в этом доме, рядом с отвратительной мумией, выставленной на всеобщее обозрение в библиотеке? Генри почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он закрыл глаза, раскуривая сигару, и постарался сосредоточиться на воспоминаниях о любовнице. Перед его мысленным взором пронеслась вереница соблазнительных эротических картинок.

– Черт побери, ты будешь делать то, что я говорю! – отрезал отец, но в голосе его не слышалось угрозы. Рэндольф выглянул в окно. – Ты будешь жить там, и присматривать за ней, и делать все возможное, чтобы она скорее согласилась на этот брак. Постарайся, чтобы она не отдалилась от Алекса Мне кажется, Алекс уже начал ее раздражать.

– Неудивительно. Если бы у Алекса была хоть капля здравого смысла…

– Замужество пойдет ей на пользу. И вообще, брак: дело хорошее.

– Ну ладно, ладно, хватит об этом!

Дальше ехали в тишине. Пора обедать с Дейзи, потом предстоит длительный отдых в собственной квартире, а потом он сядет за игорный стол у Флинта – если удастся вытянуть у отца хоть немного денег…

– Он ведь не сильно страдал? Генри слегка вздрогнул.

– Что? О чем ты?

– О твоем дяде, – сказал отец, в первый раз посмотрев ему в глаза– О Лоуренсе Стратфорде, который только что умер в Египте. Он долго мучился или умер сразу?

– С ним все было нормально, и вдруг через минуту он уже оказался лежащим на полу. Он умер за считанные секунды. Зачем спрашивать о таких вещах?

– А ты что, такой чувствительный, мерзавец?

– Я ничем не мог помочь ему!

На миг к нему вернулись чувства, которые он испытал в той тесной запертой клетушке, и даже почувствовался едкий запах яда Генри явственно вспомнил то существо – ту тварь в футляре для мумий – и свое жуткое ощущение, будто оно наблюдает за ним.

– Он был упрямым стариканом, – почти шепотом сказал Рэндольф. – Но я любил его.

– Правда? – Генри резко развернулся и уставился на отца. – Ты его любил, а он оставил все ей!

– Он очень много дал и нам – давным-давно. Достаточно, более чем достаточно…

– Жалкие крохи по сравнению с тем, что унаследовала она!

– Я не желаю говорить об этом.

«Терпение, – подумал Генри. – Терпение. – Он откинулся назад, прижавшись к мягкой серой обивке. – Мне нужно хотя бы сто фунтов. Если буду спорить, ничего не получу».

Дейзи Банкер смотрела сквозь кружевные занавески, как Генри выходит из кеба. Она жила в просторной квартире над помещением мюзик-холла, в котором пела с десяти вечера до двух ночи. Пышнотелая зрелая женщина с огромными, вечно сонными голубыми глазами и серебристо-белыми волосами. Голос у Дейзи был так себе, и она об этом знала, но она нравилась публике, точно нравилась. Публика ее очень любила.

А ей нравился Генри Стратфорд – или она себе это внушила. Он лучший из всех, с кем сводила ее жизнь. Он нашел для нее работу, которая, правда, была не очень ей по душе, он платил за квартиру… во всяком случае, предполагалось, что будет платить. Дейзи понимала, что слегка залезла в долги, но ведь он вот-вот вернется из Египта и все устроит. Или заткнет рты тем, кто будет задавать много вопросов. Это он умеет.