Мултанское жертвоприношение - [30]

Брат Пимен призадумался.

— За несколько лет до мултанского убийства знавал я здесь на хуторе одну бабку русскую, бобылку, — сказал он. — Как-то раз ночевал у нее, и заспорили мы о вере истинной и о колдунах вотяцких. Вот она мне и поведала, в качестве аргумента, что у нее корова пропала, а колдун лесной нашел. Не знаю, тот ли это колдун — отсель далековато будет. По ту сторону речки Люги.

— Едем к бабке твоей, — решительно сказал Константин Афанасьевич, стараясь сохранить в непривычных для него условиях инициативу и нить следствия. — Заночуем у нее, а по пути осмотрим место преступления. Может, какие мысли в головы светлые придут.

Выехав из Старого Мултана, направились они лесной дорогой к деревне Анык, и, проехав две версты, у околицы увидели узкую тропу, отходящую от дороги в заросли. Место это едва было заметно, и незнающему человеку трудно было бы увидеть его с дороги.

— Вот и первая светлая мысль, — сказал Кричевский. — Матюнин, если он шел этой тропой, должен был хорошо знать эти места, а значит, бывал здесь не впервые. Отдельный вопрос — что его сюда так влекло? Не щедрые же подаяния вотяцкие? Если же несли его мертвого, то носильщики тоже должны были быть из знающих округу. Давай теперь, брат Пимен, ты поезжай кругом, до Чульи, и жди нас там, а мы с тобой, брат Петруша, разомнем члены наши затекшие, да прогуляемся пеше сией скорбной тропой. Не пугайся, не думаю, что тут опасно, коли девицы в шестнадцать лет сами до Чульи и обратно шастают.

Радости бродить вотяцкими лесами Петька Шевырев не проявил, но и оставить Кричевского в одиночестве тоже не решился. Брат Пимен благословил их, осенил крестным знамением, чмокнул лошадкам и укатил, а приятели зашагали тропою, чувствуя, как уже просыпается в желудках их немалый голод.

Через несколько минут пути дорога потеряла свою привлекательность и здоровый вид. Окрестности приобрели очертания угрюмые и мрачные. Кругом была ржавая болотина, чахлый и унылый лесок. Узкая тропинка, шириной менее человеческого росту, вилась по зарослям ивняка да по болоту, поросшему густо высокой осокой. Вскоре под ногами захлюпало.

— Петька, иди рядом со мною, — попросил сыщик. — Не тащись сзади, не то леший украдет.

— Иди ты! — нервно подпрыгнул журналист, поспешно догоняя полковника и стараясь разместиться рядом с ним на тропе.

Вскоре, однако, пошла бревенчатая скользкая гать, и шагать рядом стало вовсе невозможно. Петька снова поплелся сзади, боязливо оглядываясь. Бревна шатались и двигались в болотине, как живые, а стоило оступиться, как тотчас нога уходила между ними глубоко в болотную жижу. Кое-где между бревнами проступали лужи — то черные, как деготь, то ржавые, как кровь.

— От Красного поля на Ржавый ручей… — пробормотал Кричевский. — Ржавый ручей ведь не метафора, поди. Существует он где-то, раз почвы здесь такие красные… Светлая мысль вторая. Протащить по тропе тело в одиночку — дело весьма трудоемкое, а ночью и вдвойне. Уж не знаю, мог ли с нею справиться шестидесятилетний Моисей Дмитриев. Я бы со своим коленом не справился никак. Вдвоем — другое дело.

— И третья светлая мысль! — в тон ему сказал недовольный Шевырев. — Я жрать хочу!

— И четвертая мысль, — спокойно продолжал Кричевский. — Если Матюнину рубили голову на этой тропе, человек этот должен был иметь при себе за поясом хороший топор. Ранее я мог предположить, что сюда за дровами ходят, но теперь вижу, что сущее болото. Дровосеки здесь не появляются, или же запримечены будут.

Он уже обрел себя в этом деле, едва только вырвался от бумаг на почву живую.

Вскоре на тропе увидели они остатки гнилых досок, валежника да обломки козел из жердей. Очевидно, тут девица Головизнина и нашла тело, которое потом сторожили крестьяне. Кричевский остановился, и Петька, бредший за ним, свесив голову, понуро ткнулся носом в спину сыщика.

— Ну, вот здесь он и лежал, — сказал полковник. — Далековато от дороги, однако. С полверсты будет.

Он огляделся в обе стороны.

— Плохое место для убийства! В обе стороны пригорок, и низина эта просматривается назад и вперед шагов на сто! Опять же, не пойму, что стоило с тропы его стащить, да хоть вот в осоке этой запрятать?

Не жалея брюк и обуви, он прошелся вправо и влево от тропы и убедился, что пройти вполне возможно, хотя ноги и вязнут местами по колено. Действительно, уложив тело в зарослях осоки, где поднимались из глубины пузырями холодные ключевые воды, можно было надеяться, что не заметят его еще долго.

— Пошли уже! — скулил на бревнах Петька, уныло озираясь. — Я есть хочу! Я пить хочу! У меня голова болит! Мне похмелиться не дали!

— Друг мой! Разве ты не знаешь? Такова тяжкая доля русской журналистики! — ерничал Кричевский, внимательно изучая окрестности. — Неси свой крест с высоко поднятой головой, хоть и непохмеленною!

— Вот ухнешь сейчас в трясину — не буду тебя вытаскивать! — злобно пообещал с тропы лучший друг. — Даже и не проси!

Солнце уже клонилось к закату, когда вышли они снова на лесную дорогу у деревни Чулья, повстречав на тропе в разное время нескольких человек из местных жителей.

— А местечко не назовешь глухим, — резюмировал сыщик. — Хотя впотьмах здесь, наверное, никто не ходит.