Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси - [81]

Подскакали встревоженные спутники.

– Что случилось? Лошадь понесла? – спросил боярин Драгомир.

– Нет, вдруг захотелось проехать с ветерком, – едва шевеля непослушными губами, ответила она. – Поезжайте спокойно, не думайте ни о чем. Все в порядке.

Она посмотрела на Михаила. В его глазах плескался страх, ей показалось, что он понял, почему она ускакала вперед, что он читает ее мысли, и ей стало стыдно перед ним, таким чистым и непорочным.

К Минску подъехали на третьи сутки, под вечер. Ворота крепости были закрыты. Стали стучать. Наконец в окошечко выглянул стражник, спросил сердито:

– Кто такие? Чего надо?

– Князь полоцкий Михаил прибыл! – ответил боярин Драгомир. – Отворяйте ворота!

– Сейчас доложу.

Ждать пришлось долго. Наконец ворота открылись, они въехали в город. Перед дворцом их встретил Давыд. Росава заметила, что хотя взгляд его был сумрачным и нелюдимым, но стал вполне осмысленным. В его движениях не было прежней порывистости и легкости, он имел вид тяжелобольного человека. Сказал отрывисто:

– Прошу всех во дворец.

В просторной гриднице забегали слуги, стали ставить на столы еду и питье. Михаил и Росава прошли в передний угол, сели в кресла. Росава проговорила властно:

– Пусть все выйдут, останутся только Глеб и Давыд.

– Может, перекусите с дороги? – хмуро спросил Давыд. – Я уже приказал...

– Кусок хлеба в горле застревает, когда узнаешь, что вы тут творите, – оборвала его Росава. – Сначала суд княжеский сотворим, а потом и за еду примемся.

Давыд и Глеб уселись по обе стороны стола, не взглянув друг на друга.

– Князь Михаил хочет спросить вас, братья дорогие, как вы дошли до жизни такой, что стали лютыми врагами и требуется князю нашему Михаилу мирить вас, как малых детей? Отвечай первым ты, Давыд, как старший.

Давыд зыркнул по сторонам взглядом темных глаз, приподнялся чуть-чуть, но снова плюхнулся на скамью, проговорил ворчливо:

– Мне что говорить? И сказать нечего. Я тут ни при чем. Это надо брата моего, Глеба, послушать, как он ворвался в мое княжество, схватил безоружного и посадил в темницу...

– Это так было? – строго спросила Росава Глеба.

– Да врет он! Приехал я к нему во дворец с пятью своими охранниками. В гости пожаловал. Все-таки братья, а не виделись, почитай, с год! И что вижу? Давыд совсем человеческий вид потерял от пьянства. Жалко мне его стало. Ну и забрал с собой, дай, думаю, поживет в моем доме, пока дурь из него выйдет. А он вон что надумал!

– Это правда, Давыд? – спросил Михаил.

– Нет, неправда! Враки сплошные! Очернить меня хочет! Забрал, потому что зарился на мои земли и к своим захотел присоединить.

– Зачем же ты, Глеб, захотел чужие владения к своим присоединить? – задал вопрос Михаил. – Нехорошо чужому завидовать, да тем более присваивать.

– Ничего я не захватывал! Я брату хотел помочь! – в сердцах вскричал Глеб.

– Как же так! Но ведь Давыд говорит...

– Да врет он все!

– Ничего не пойму, – обратился князь к Росаве. – Давыд говорит, что Глеб врет, а Глеб отвечает, что Давыд неправду молвит. Кому верить?

Росава помедлила, потом произнесла решительно:

– Вот что, братья дорогие. Вас, видно, сам Господь Бог не сможет рассудить, а не только князь полоцкий Михаил. Слушайте его последнее слово: сейчас подойдите друг к другу, пожмите руки и поцелуйтесь в знак примирения. А потом позовем гостей и слуг и устроим пир на весь мир, чтобы не вспоминать, что произошло между вами. Понятно я сказала?

Братья согласно кивнули головами.

XXV

На Руси наступили мирные дни. Половцы затихли на многие годы. Но были еще живы ханы Шарукан, Боняк и Аепа, они где-то затаились в степях, выжидали удобного случая, чтобы совершить неожиданный набег и пограбить русские земли. Их соглядатаи шныряли по рынкам городов, ловили слухи, вынюхивали про княжеские усобицы, чтобы сообщить своим правителям об удобном моменте для нападения. Не хватало сил у половцев для ежегодных крупных походов на Русь, но продолжали щипать они ее мелкими наскоками. Надо было добить их большим походом всех русских князей, такой поход несколько лет неутомимо готовил Владимир Мономах. Как и в 1103 году, ему удалось устроить встречу со своим двоюродным братом, великим князем Святополком, в Долобске и в присутствии многих бояр и воевод договориться о совместном выступлении против степняков зимой или ранней весной 1111 года. Сбор войск был назначен в Переяславле.

Мстислав с новгородской дружиной прибыл в феврале. Отец обнял его на крыльце своего терема, повел вовнутрь. Там в горнице сидел человек в монашеской одежде. Лет ему было под сорок, сухое лицо, внимательные глазки. Вид усталый, умиротворенный.

– Черниговский игумен Даниил, – представил его Мономах. – Только что вернулся из Святых мест, где Христос ходил своими ногами и великие чудеса показывал. Садись, послушай его рассказ.

– Шестнадцать месяцев путешествовал я по заморским землям, – ровным голосом начал свое повествование игумен. – Повидал я и Константинополь, и остров Кипр, и город великий Иерусалим, и реку Иордан, и город Назарет, и многие, многие другие славные и известные места посетил. Воочию наблюдал чудесные явления, кои случаются в святых местах. Так, на Крите есть высокая гора, где царица Елена поставила большой кипарисовый крест на изгнание бесов и на исцеление всяких недугов, вложила в этот крест гвоздь, которым был прибит Христос при распятии. Стоит на воздухе этот крест, ничем не скреплен с землей, только духом святым держится на воздухе. И я, недостойный, поклонился этой святыне, видал ее своими очами грешными и походил по всему острову...