Мсье Гурджиев - [44]

Однажды мне удалось присутствовать на одной из его лекций. Мне она показалась занудной и бессодержательной. Гурджиев отстаивал спорное мнение, будто ум ребенка подобен чистой пластинке граммофона, на которой запечатлевается всякий опыт, выявляющийся, когда обстоятельства пробудят в нем определенную ассоциацию идей. Но в то время он требовал абсолютного послушания и добивался его от каждого из своих учеников. Словам Гурджиева верили, и он царил, будто тиран среди преданных рабов.

Мне кажется, ничего не изменилось в нем со скромных тифлисских времен до нынешнего великолепия в Фонтенбло. Размах стал большим, число учеников значительно возросло, работают они в гораздо более жестком режиме, а Успенский теперь читает публичные лекции, которые привлекают в «Институт» иностранцев. Но те, кто, как я, знал маленький «Институт» в Тифлисе, увидят в Фонтенбло мало нового.

Спустя несколько месяцев я вновь встретил Успенского, на этот раз в Константинополе. Он сообщил мне о скором приезде Гурджиева и некоторых членов его колонии. Потом Гурджиев и его соратники отправились в Берлин, где вновь был открыт «Институт» и где возобновились танцы, упражнения и лекции.

Два года назад Успенский неожиданно приехал в Лондон. Этой поездкой он обязан одному издателю, страстно увлеченному мистикой, то был его старый знакомый, а также одной светской даме-англичанке, супруге преуспевающего газетного издателя. Первый обеспечил Успенского интеллектуальной аудиторией, вторая деньгами. Издатель и дама совместно позаботились о помещении, и мы встречались то в личных апартаментах, расположенных во флигеле великолепного дома, то в конференц-зале у некого теософа из Кенсингтона, то у одного доктора на Харли-стрит. Среди слушателей можно было встретить врачей, психологов, представителей духовенства, а также неизменную стайку мужчин и женщин, обожающих все мистическое.

Психологи, естественно, питали к лекциям профессиональный интерес. Они понимали, что психоанализ никогда не даст полного объяснения всего человеческого поведения, что бы там ни провозглашали его основоположники, и надеялись найти в доктрине Успенского основы нового психологического направления, которое бы позволило им выйти за рамки психоанализа.

По многим причинам проект открытия «Института» в Берлине был отвергнут, и Гурджиев, по-видимому вдохновленный успехом Успенского, решил отправиться в Англию.

Русским в то время было трудно добиться разрешения жить в Лондоне. Делегация, состоявшая из нескольких заинтересованных психологов, издателя и друга светской дамы, отправилась в министерство внутренних дел, чтобы попросить для Гурджиева и его колонии разрешения на пребывание в Англии и открытие там «Института». Но министерство внутренних дел было в то время напугано русской революцией и в каждом русском видело большевика. В разрешении было отказано.

После этого отказа Гурджиев начал подыскивать для «Института» подходящее место во Франции. После многих злоключений его выбор остановился на Авонском Аббатстве, неподалеку от Фонтенбло, в тридцати милях от Парижа. Это был большой старинный дом, в котором когда-то жила любовница короля, а впоследствии адвокат Дрейфуса. У него-то и было куплено это владение. Оно состоит из самого Аббатства, большого сада и многих гектаров леса. Община расположилась там, а сам Гурджиев отправился в Лондон, чтобы проверять учеников, собранных Успенским. При этом он должен был казаться им очень странным типом, ибо обращался к ним на ломаном русском, но говорил при этом властным тоном и всячески подчеркивал свое превосходство. Тем не менее они сразу же увидели в нем выдающуюся личность, живущую в мире более высокого уровня сознания. Многие из них предали все что имели, отдали деньги в пользу «Института» и приготовились к тому, чтобы последовать за Гурджиевым в Фонтенбло. Среди них было два психоаналитика, располагавших хорошей клиентурой. Один издатель продал свою долю в газете, отдав деньги в пользу «Института». Другие тоже давали в соответствии со своими возможностями, что при наличии одного-двух состоятельных людей составляло приличную сумму. Потом, маленькими группками, постепенно они перебрались в «Институт». Все эти люди были убеждены, что находятся на пороге нового видения, способного возвысить их над уровнем обычного сознания, в результате чего они станут существами высшего порядка.

В конце 1922 года «Институт гармоничного развития Человека» открылся в Фонтенбло, в нем насчитывалось 60 70 учеников. Среди них примерно половину составляли русские из Тифлиса и Константинополя мужчины, женщины и дети. Были также русские из Берлина и Лондона, разорившиеся во время революции; привлеченные мистическими идеями, они при этом отдавали себе отчет в том, что жизнь в «Институте» будет ненамного слаще, чем жизнь русских эмигрантов в других местах. Остальные были в основном англичане. Если я не ошибаюсь, в колонии было только две француженки жены английского и русского учеников. По-видимому, истинные французы так и не услышали зова новой веры. Жители Авона признали «Институт» как источник дохода, но именовали его «сумасшедшим домом».