Можно, я попробую еще раз?! - [3]

Приемные экзамены всегда были (считались, являлись и пр.) кошмаром студентов и проклятием их родителей, ведь кому не хотелось, чтобы их любимое дитятко научилось повсеместно почитаемому магическому искусству. Одно время даже распространились по городу мошенники, предлагавшие за небольшую мзду якобы договориться с учителями и обеспечить стопроцентный способ поступления в Школу вне зависимости от способностей кандидата. Они даже честно возвращали деньги, если кому-то поступить не удалось, — внакладе не оставались в любом случае, забирая деньги тех, кто прошел бы и без всякой помощи. Казалось бы, способ беспроигрышный, но противодействие ему нашли быстро. Родители сами стали требовать с подобных помощничков сумму в залог. Мол, если уж ты действительно в силах помочь при поступлении, то мы всяко заплатим оговоренную цену и залог вернем. Ведь обладая подобным влиянием, ты и далее легко сможешь навредить, коли тебя обмануть. А так — для надежности, чтобы всякие случайности не помешали исполнить договор. И, удивительное дело, больше подобных предложений как-то не поступало.

Цсамун продолжил:

— Кроме того, здесь имеются отзывы от его учителей из обычной школы. Все они, как один, отмечают незаурядный ум, терпение, усидчивость соискателя, его трудолюбие и стремление к истине. Вместе с тем, они, опять же единодушно, не рекомендуют принимать Урчила в любое приличное заведение, мотивируя это тем, что его всегда и всюду сопровождают неприятности, которые имеют обыкновение перекидываться на других, самого его не задевая. Особенно они не рекомендуют принимать его в Школу Магов, утверждая, что если когда-нибудь по нелепой случайности Урчил сумеет стать магом, то над всем миром нависнет серьезная угроза, сравнимая с эпидемией, мировыми катаклизмами или нашествием варваров, а возможно, еще страшнее, поскольку предсказать заранее, как будут действовать его заклинания, не в состоянии ни один человек. — Эти заявления, в общем-то, понятны, — сказал маг, — действительно, большая редкость, чтобы человек из обычной, ничем не отмеченной семьи, не обладающей магическими званиями и титулами, не имеющей в роду знатных, знаменитых или хотя бы известных родственников…

На этих словах Габил бросил презрительно-надменный взгляд на Урчи, скривился, будто съел гнилой фрукт, отвернулся с подчеркнутой медлительностью и ядовито прошипел:

— Ничем не отмеченной…

Тучи, рассеявшиеся было над Урчи за счет его подвигов с драконом и без оного, вновь бросили тень на его лицо и всю дальнейшую карьеру.

ГЛАВА 2, в которой мы начинаем знакомиться с профессорами Школы и понимаем, что взаимоотношения с долгой историей всегда сложны и запутаны, особенно среди волшебников

Чем лучше разработан план, тем глупее причина, по которой он провалится.

КОЗНИ ЭМРАЛА, ИЛИ ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ГАБИЛА

В этот момент со своего места поднялся еще один из членов Совета, в отличие от первых двух магов он был одет в затрапезный наряд, скорее даже напоминавший рабочий фартук. Его руки были испачканы чем-то вроде глины или земли. От загадочной субстанции поднимался едковатый дымок зеленовато-оранжевого цвета, который тут же уходил в окно, несмотря на то, что ветер дул в сторону комнаты. Казалось, волшебник только что завершил какие-то свои эксперименты, хотя отвлекли от опытов его еще утром, когда первые претенденты на освободившиеся места в новый набор Школы, проводимый раз в пять лет, начали поступать со всех сторон материка. Гертал был известен во всей стране своей Школой Магов, а быть магом и почетно, и прибыльно, не говоря уже об уважении мужчин и любви женщин (что тоже немаловажно, все-таки маги — не монахи).

— С вашего позволения, великомудрый Цсамун…

— Конечно, Эмрал, прошу.

Они обменялись уважительными взглядами, и Эмрал, скрывая усмешку в густых усах (которые, казалось, жили своей жизнью, то, почти налезая на глаза, то, спускаясь на подбородок, то, поворачиваясь вертикально с целью почесать ухо), начал свое выступление:

— О многоуважаемый Габил ибн Кали. Все мы знаем твоего достопочтенного наставника и отца, Кали ибн Сальха, его достижения известны любому школяру, а о его деяниях слагаются песни.

При этих словах Габил скривился так, как будто в его рот всыпали целую корзину гнилых фруктов, заставили тщательно пережевывать, распробывая каждое зернышко, и, с набитым ртом, описывать нюансы неземного аромата и тонкости вкусовых ощущений. Всем магам, начиная с шестого уровня и выше, было хорошо известно, что хотя Кали ибн Сальх действительно был талантливый маг, никакими деяниями (по крайней мере, в области магии) он не отличился. Возможно, дело как раз было в том, что он чрезмерно увлекался сладкоголосыми гуриями и веселящими напитками, причем и в том и в другом слыл настоящим знатоком. Но то, что возвеличивает обычного смертного, отнюдь не красит мага. Поэтому упоминание о великих деяниях своего наставника и к тому же, по странному совпадению, своего собственного отца не приводило Габила в благостное расположение духа. Напротив, его лицо, которое к этому моменту уже почти обрело естественный бледно-зеленый цвет, вновь стало наливаться пурпуром.