Можайский-7: Завершение - [30]
Я слушал, но вот опять появился человек — на этот раз с подносом, — и Сугробин замолчал.
Мы молча смотрели, как человек ловко расставлял с подноса на стол заказанное: тарелки с дымившимся картофелем, политым растопленным свежим сливочным маслом, блюда с колбасками, соусник, гренки, приборы наконец — вилки и ножи. Затем — уже наполненную пивом кружку и сверх того — кувшин, а для мня — бокал и пока еще закрытую бутылку вина.
Я взял бутылку и начал разглядывать этикетку. Это был сотерн, причем чрезвычайно редкий — из черного винограда[40]. Вино вообще мало подходящее для утра; во всяком случае, на мой сугубо консервативный вкус. Но само по себе оно было превосходно! Откуда в таком месте могла появиться такая бутылка осталось загадкой, потому что на мой немой вопрос Сугробин только усмехнулся, отказавшись давать пояснения. Всё, что он счел нужным сказать, это то, что Шато де Каденак…
— Постойте! — воскликнул поручик. — Как вы сказали? Шато де Каденак?
— Ну да, — недоуменно подтвердил Сушкин, — Шато де Каденак. А что такого? Это — вино, которое…
— Да нет же! — перебил Сушкина поручик. — Неужто вы сами всё позабыли?
— Да что же?
— Каденак! Фамилия Базиля! Легенда о рыцаре... — поручик все более и более понижал тон и закончил почти шепотом: «Кальберг!»
Сушкин вздрогнул. Настал его черт залиться краской:
— Признаюсь, да: без своих записей я словно без головы… их столько было! А разбирая их, я до рассказа… Митрофана Андреевича, верно?
Поручик кивнул.
— …до рассказа Митрофана Андреевича о Бочарове еще не дошел!
— Но тогда-то, еще тогда — разве вы…
Сушкин нахмурился:
— Странно, но — нет. И тогда я этого не припомнил. Наверное, виной тому ваш собственный рассказ!
— Мой рассказ?!
Поручик изумился, но Сушкин совершенно серьезно подтвердил уже сказанное:
— Да, мой друг, ваш собственный рассказ. Вы так увлекательно рассказывали о своем приключении… гм… в бывшем винном погребе Кальберга, что я, похоже, больше увязал рассказ Митрофана Андреевича с вашим, нежели с более давним — Сугробина. Ведь и вы упоминали медок, сотерн… разве нет?
Поручик вздохнул:
— Да, было дело.
— Вот так и получилось, что…
— Но теперь-то!
— А теперь, — Сушкин пригнулся к столу и понизил голос, — теперь мы с вами очутились в презабавнейшей ситуации. Сотерн. Чрезвычайно редкий. Коллекционный… полагаю, мы выяснили, откуда он взялся!
Поручик тоже пригнулся к столу:
— Что будем делать?
Сушкин, словно пребывал в некоторой нерешительности, пожевал губами и только потом предложил:
— Боюсь, ни прямо здесь, ни прямо сейчас мы с вами ничего сделать не сможем. Нам нужно как-то убраться отсюда: потихоньку. Так, чтобы наш уход не показался странным. Однако и это… не так-то просто. Нужен маневр!
— Что вы хотите сказать?
— Покамест сидим как ни в чем не бывало. Пьем наш «грог» и мило болтаем. Не делаем строгих лиц, не выдаем своих открытий явными выражениями наших лиц. Если их еще не успели подметить, нам, возможно, и повезет. Но если на нас уже обратили внимание…
— На нас не могли не обратить внимание!
— Вы имеете в виду, что всем известно, кто мы такие?
— Конечно!
— Нет, это — пустяки.
Сушкин взглядом обвел помещение и невольно улыбнулся.
— Чему вы улыбаетесь? — немедленно спросил поручик.
— Давайте-ка я закончу рассказ: тогда вы лучше поймете суть происходящего и наше с вами собственное место в нем. Заодно и время скоротаем… неприметно. А потом просто встанем и уйдем. Полагаю, так будет хорошо.
Во взгляде поручика — уже в который раз! — появилось сомнение, но настаивать на чем-то ином он не стал.
Как выяснилось уже вскоре — напрасно.
30.
— Человек — я вновь поразился той ловкости, с какою он изображал из себя официанта…
— Изображал?
— Конечно: рожа-то у него отнюдь не лилейной была… да вы сами посмотрите: один из таких «официантов» нам грог подавал!
Поручик припомнил внешность подававшего «грог» человека: двухметрового роста детина с кулаками что пудовые гири, стянутыми к затылку волосами, покрытыми поверх каким-то подобием короткой косынки, на косой сажени плечах — свободный кафтан: не иначе как для того, чтобы развернуться при случае легче было; на ногах — высокие сапоги с подозрительно оттопыренными голенищами…
«Уж не оружие ли в них какое припрятано?» — подумал поручик и согласился с репортером:
— Да, пожалуй, назвать таких людей официантами — немножко погрешить против истины!
Сушкин кивнул:
— Вот именно. Если в других заведениях официанты, половые, мальчики — не более чем черновой люд, то здесь это — элита. Боевое подразделение: имейте это в виду, если вдруг нам придется… гм… отступать с некоторым шумом.
— Буду иметь.
— Вот и славно… — Сушкин на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — На чем я остановился? Ах, да! Собственно, мое удивление ловкостью, с какою молодчик обращался с приборами, а затем и с бутылкой — он откупорил ее самым заправским образом, как будто немало лет проработал сомелье, — и породил мой первый — правда, выраженный пока еще без слов — вопрос. Говоря проще, я так посмотрел сначала на «официанта», а затем на Сугробина, что граф не выдержал и расхохотался. И, конечно, тут же пояснил, что к чему.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает фотограф Григорий Александрович Саевич.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает брандмайор Петербурга Митрофан Андреевич Кирилов.
Бездомный щенок в обрушившемся на Город весеннем шторме, санитарная инспекция в респектабельной сливочной лавке, процесс пастеризации молока и тощие коровы на молочной ферме — какая между ними связь? Что общего между директрисой образовательных курсов для женщин и вдовствующей мошенницей? Может ли добрый поступок потянуть за собою цепь невероятных событий?
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.
Третий роман из серии «Кавказский детектив, XIX век». Дом Мирза-Риза-хана был построен в 1892 году возле центрального парка Боржоми и очень органично вписался в городской пейзаж на фоне живописных гор. Его возвели по приказу персидского дипломата в качестве летней резиденции и назвали Фируза. Как и полагается старинному особняку, с этим местом связано множество трагических и таинственных легенд. Одна из них рассказывает про азербайджанского архитектора Юсуфа, который проектировал дом Мирза-Риза-хана.
Второй детектив с участием Николая Александровича де Кефед-Ганзена и Аполлинария Шалвовича Кикодзе. Приключения на Кавказе, в Лондоне, Палестине.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Молодой белорусский историк Мечислав неожиданно находит ценный предмет – серебряную капсулу времен последнего польского короля и великого князя литовского Станислава Августа. Во время плена в одном из своих замков, король спрятал артефакт, поместив в него записку с загадкой, разгадать которую вместе с друзьями, Викой и Владимиром, берётся Мечислав. Им удается выяснить, что монарх был членом организации масонов, но в это время в расследование начинают вмешиваться незнакомцы… Книга основана на реальных фактах.
Перед вами — история «завещания» Тициана, сказанного перед смертью, что ключ к разгадке этого преступления скрыт в его картине.Но — в КАКОЙ?Так начинается тонкое и необычайное «расследование по картинам», одна из которых — далеко «не то, чем кажется»...
В книге В. Новодворского «Коронка в пиках до валета» рассказывается об известной исторической авантюре XIX века — продаже Аляски. Книга написана в жанре приключенческо-детективного романа.Аляска была продана США за 7200000 долларов. Так дешево?.. Да нет! — гораздо дешевле, если сосчитать, сколько человеческих жизней, сколько сил стоила она России! А, пожалуй, и не так дешево, если принять в расчет, сколько кроме этих 7200000 долларов рассовало американское правительство по карманам разных «влиятельных» особ, стоявших на разных ступенях царского трона.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает начальник Сыскной полиции Петербурга Михаил Фролович Чулицкий.