Можайский-6: Гесс и другие - [11]

— Минутку! А как же его служба?

Инихов описал сигарой полукруг, что, вероятно, должно было значить, что вот тут-то он ничем не может мне помочь, так как и сам знает не больше моего:

— Служба, служба… — почти проворчал Сергей Ильич. — Да кто же теперь восстановит такие подробности? Моего собеседника такие детали не волновали, да и меня тогда, признаюсь, тоже… Ну, так вот. Примерно полгода — так выходило со слов историка — Невзлин провел в глубокой, как сказали бы наши друзья — французы, конспирации. Иваны объявили его во что-то вроде — только не смейтесь! — всероссийского розыска…

Я и не думал смеяться. Наоборот: по моей спине пробежали мурашки — настолько живо перед моим мысленным взором предстала жутковатая картина… Ночь, метель, Невзлин, вглядываясь, в почти непроницаемую завесу падающего снега, перебежками — от одного фонарного пятна к другому — продвигается по проспекту и не видит, как за ним, почти по пятам, но оставаясь вне поля его зрения — как и вне поля зрения городовых — крадется страшная фигура с ножом наготове…

— Смею вас заверить, Сергей Ильич, мне совсем не до смеха!

Инихов понимающе кивнул головой:

— Да, мне тоже было бы не смешно, если бы и за мной… вот так… представляете? Ходите вы и не знаете, где и как, а главное кто вонзит вам лезвие под ребро или перережет горло!

— Такое действительно бывало? В том смысле, чтобы Иваны объявляли на кого-то охоту и… доводили ее до конца?

Невзлин снова кивнул, но теперь его кивок выражал не понимание, а утверждение:

— Да, конечно, — ответил он. — Бывало. И не раз.

— Я уже готов пожалеть этого Невзлина!

— И есть за что!

— Так что же с ним приключилось?

Инихов помусолил сигару, выпустил клубы дыма…

— Иваны объявили его в розыск и назначили награду тому, кто либо выдаст место его проживания, либо сам доставит его к Иванам…

— Живым?

— Поначалу — да. Но когда история затянулась, в условиях появилась поправка: можно и мертвым. А можно и не доставлять: только голову!

— Кошмар!

— Еще бы!

— И Невзлин об этом знал?

— Мир не без добрых людей: очевидно, кто-то ему донес о действиях Иванов и о том, что за его голову объявлена награда. Вот он и впал в панику.

— И попытался бежать заграницу?

— Нет, не думаю.

— Но…

— Там у него, скорее всего, была и впрямь назначена встреча с покупателем, потому он и выжидал, потому же и отправился в поездку. А его паника выразилась в том, о чем я уже говорил. Едва его прихватили, он бросился умолять о защите и о том, чтобы его ни в коем случае не содержали с уголовными!

— И просьбу его, как я понимаю, выполнили?

— Да, вполне.

Я насторожился:

— Что значит — вполне?

Инихов нахмурился:

— Мне кажется, в этом вновь проявилась рука Талобелова.

— То есть?

— Невзлина вообще отпустили из-под стражи! Под самое обычное честное слово явиться на суд. Даже без письменного обязательства… а это не странно даже, а очень, очень странно!

— Действительно!

— А потом… ну, вы помните.

— Да: он попытался убить скупщика краденого.

— Что-то вроде того.

И снова я насторожился:

— Что-то вроде?

На этот раз Инихов просто пожал плечами:

— Напомню, что против торговца, к которому неожиданно явился Невзлин, не было ничего, кроме подозрений. А его роль во всей этой истории и вовсе осталась непроясненной.

— Ах, вот вы о чем!

— Да.

— А потом?

— А потом Невзлина судили уже по нескольким обвинениям, включая и покушение на человекоубийство. И приговорили, если мне память не изменяет, к лишению состояния[27] и к десяти годам каторжных работ. С каторги он так и не вернулся.

— Иваны?

— Именно!

— Достали и там?

— И даже легче, чем где бы то ни было еще.

— Так Невзлина убили?

— Не просто убили, а замучили до смерти!

Меня передернуло. По спине опять побежали мурашки.

— М-да… — только и смог я проговорить.

— Точно! — так же кратко отозвался Инихов.

Мы немного помолчали, а затем я спросил:

— А что же Талобелов?

Инихов пожевал сигару, вынул ее изо рта и сказал так:

— Талобелов продолжал работать. Несмотря на неудачу — с точки зрения Иванов — дела с ограблением библиотеки, доверия он не только не лишился, но и напротив — доверие к нему укрепилось еще больше. Ведь свою-то сторону договора он выполнил блестяще! Операции проводились за операциями, Талобелов — в глазах уголовных — заматерел настолько, что его начали посвящать в такие дела, о допуске к которым постороннего — да еще и полицейского, напомню! — прежде и речи быть не могло. Насколько мне известно — это-то как раз и является самой большой загадкой, — всё шло к тому, что Талобелов готовился завершить то, ради чего он приложил столько усилий и на что потратил столько лет своей жизни. Говоря попросту, он собирался нанести удар по организации Иванов. Такой удар, после которого никто из них уже не смог бы оправиться. Больше того: такой удар, который поставил бы под сомнение саму возможность создания новой воровской иерархии в России!

— Во всей России?

— Да, во всей России, — подтвердил Инихов. — Тут нечему удивляться: воровской мир связан повсеместно; связующие ниточки тянутся из Петербурга в Москву, из Москвы — в Ростов и в Одессу; оттуда… да это и неважно! Важно лишь то, что у Талобелова ничего не получилось.