Можайский-3: Саевич и другие - [28]
Поручик и штабс-ротмистр, действительно завороженно слушавшие Чулицкого, одновременно покраснели.
— Да будет вам, господа, — промямлил поручик, едва наши взоры обратились на парочку молодых офицеров, — что в этом такого?
— Решительно ничего, — ухмыльнулся Инихов и погрозил сигарой. — А все-таки — держите себя в руках… И вы, Михаил Фролович: не нравится мне что-то ваше настроение!
Чулицкий, подобно молодым людям, покраснел:
— Да что же?.. Я — ничего…
— Оно и видно.
— Ладно… хорошо… — вздохнул Чулицкий. — В общем — барышня. Э… стояла она у ротонды и… э… пользовалась большим успехом.
— Цветочница! — воскликнул вдруг Саевич и — к моему немалому изумлению — тоже покраснел. — Цветочница!
— Верно, — подтвердил Чулицкий. — Барышня торговала цветами. Надо полагать, оранжерейными, потому что выбор в ее корзинках был очень велик, причем большинство из представленных в них цветов в открытом грунте уже отошли. Покупателей было много, временами даже образовывалась очередь. Вот и подумал я: а не могла ли и барышня что-то заметить — при условии, конечно, что и в тот вечер она вела торговлю?
Саевич покраснел еще больше, а мы — все остальные, исключая Чулицкого, — обменялись взглядами. С одной стороны, прелюбопытной была реакция фотографа, а с другой — явно не слишком благонамеренные побуждения Михаила Фроловича. Уж кто-кто, а он-то должен был знать, что вечерами обосновавшиеся у ресторанов цветочницы больше обходят залы, нежели торгуют у входов!
— Подошли мы к ней, представились, начали выспрашивать. На первых порах отвечала она бойко, уверенно… любо-дорого было видеть, как сверкали ее зубки, и слышать, как струился ее голос — грудной, свободный от…
— Тьфу!
— А? Что?
— Давайте-ка лучше я. — Инихов отложил сигару. — Иначе мы так и будем ходить вокруг да около!
Чулицкий совсем смутился, и это обстоятельство, признаюсь, привело меня в совершенный восторг: оказывается, этот наш скандалист и брюзга был способен — прости меня, Господи! — влюбиться по уши. Или, как более точно определяет такое чувство современная молодежь, втрескаться. Потому что вряд ли, конечно, начальник Сыскной полиции влюбился по-настоящему. А вот то, что образ юной особы не давал ему покоя, было очевидно. Хорошо еще, не менее очевидным было и то, что Михаил Фролович сумел удержаться в платонических рамках: будь как-то иначе, это не могло бы остаться тайной.
— Ну, извольте. — Чулицкий — похоже, даже с облегчением — отдал бразды рассказа своему помощнику, а сам потянулся к стакану. — Говорите.
Инихов заговорил:
— Поначалу, как уже сказал Михаил Фролович, барышня отвечала по существу и без уверток. Но едва речь зашла о происшествии с генералом, заюлила! Прямо как и человек из «Аквариума»! Прямо как сам генерал! Что за чертовщина? Допустим, генерала можно было понять, если в происшествии и впрямь была замешана какая-то высокопоставленная персона. Допустим, и человека из «Аквариума» понять было можно: его мотивы изворачиваться не были столь очевидны, но и они могли получить надлежащее объяснение. Но цветочница? Ей-то какой резон запираться?
— Боялась потерять доходное место, — внес предположение Можайский.
— Э, нет, Юрий Михайлович! Такой красотке de bon ton[40], почти mondaine[41], опасаться было нечего. Это она давала выгоду месту, а не место ей!
— Гм… — усомнился Можайский. — Неужели действительно так хороша?
— Чертовски!
— Ладно, допустим. И что же дальше?
— А дальше, — Инихов с ловкостью фокусника завертел пальцами невесть откуда взявшуюся в них коробку спичек, — я задал ей очень простой вопрос: а где вообще она находилась в тот вечер?
«Здесь», — ответила она.
— Где — здесь? — не сдался я и уточнил: у ротонды или в зале? Барышня замялась, но делать было нечего: на прямо поставленный вопрос пришлось и ей дать прямой ответ.
«В зале».
— Ах, вот как! — воскликнул я, а Михаил Фролович… Михаил Фролович досадливо поморщился.
— Ничего я не поморщился!
— Поморщились, поморщились, не возражайте!
Чулицкий засопел.
— А что же, голубушка, — продолжил я наседать, — не заходил ли в зал оборванец?
«Оборванец?» — барышня сделала вид, что не понимает.
— Да: натуральный такой оборванец. В сопровождении элегантно одетого господина.
«Да ведь здесь — публика исключительно приличная!» — упорствовала барышня.
— А кто говорит иное?
«Но… оборванец?»
— А разве оборванец не может быть приличным человеком? — Я выстрелил почти наугад, хотя, признаюсь, кое-какие подозрения во мне уже теплились. И попал! Внезапно барышня ощутимо смутилась и покраснела, как… ну, чисто как Михаил Фролович! — Инихов открыл и быстро закрыл коробку, а затем подбросил ее и поймал. И всё это с видом насмешливым, хотя и необидным.
— Да, вздохнул и подтвердил слова Инихова Чулицкий. — Это было… странно.
— Вот именно. И обратите внимание на то, господа, что эта странная реакция последовала на оборванца, а вовсе не на элегантного господина и уж тем более не на генерала, видеть которого барышня вообще не могла!
Я посмотрел на Саевича: Григорий Александрович пламенел уже настоящим раком!
Это заметили и другие. По гостиной понеслись смешки.
— Вот вы смеетесь, господа, — продолжил, между тем, Инихов, — а нам не смеяться нужно было, а хорошенько задуматься! Не знаю, как Михаил Фролович…
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.
Не очень-то многого добившись в столице, Можайский на свой страх и риск отправляется в Венецию, где должно состояться странное собрание исчезнувших из Петербурга людей. Сопровождает Юрия Михайловича Гесс, благородно решивший сопутствовать своему начальнику и в этом его «предприятии». Но вот вопрос: смогут ли Юрий Михайлович и Вадим Арнольдович добиться хоть чего-то на чужбине, если уж и на отеческой земле им не слишком повезло? Сушкин и поручик Любимов в это искренне верят, но и сами они, едва проводив Можайского и Гесса до вокзала, оказываются в ситуации, которую можно охарактеризовать только так — на волосок от смерти!
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает брандмайор Петербурга Митрофан Андреевич Кирилов.
Бездомный щенок в обрушившемся на Город весеннем шторме, санитарная инспекция в респектабельной сливочной лавке, процесс пастеризации молока и тощие коровы на молочной ферме — какая между ними связь? Что общего между директрисой образовательных курсов для женщин и вдовствующей мошенницей? Может ли добрый поступок потянуть за собою цепь невероятных событий?
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.
Последние майские дни 1936 года, разгар репрессий. Офицерский заговор против Чопура (Сталина) и советско-польская война (1919–1921), события которой проходят через весь роман. Троцкист Ефим Милькин бежит от чекистов в Баку с помощью бывшей гражданской жены, актрисы и кинорежиссера Маргариты Барской. В городе ветров случайно встречает московского друга, корреспондента газеты «Правда», который тоже скрывается в Баку. Друг приглашает Ефима к себе на субботнюю трапезу, и тот влюбляется в его младшую сестру.
Судья Ди, находясь в отпуске в Вэйпине, успешно раскрывает несколько преступлений: убийство жены местного судьи, странную пропажу торговца шелком и попытку одного из купцов обмануть своего компаньона. Разбойники, лживые чиновники и неверные жены — в детективном романе из жизни средневекового Китая. Художник Катерина Скворцова. .
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жадные до власти мужчины оставляют своих возлюбленных и заключают «выгодные» браки, любым способом устраняя конкурентов. Дамы, мечтающие о том, чтобы короли правили миром из их постели, готовы на многое, даже на преступления. Путем хитроумнейших уловок прокладывала дорогу к трону бывшая наложница Цыси, ставшая во главе китайской империи. Дочь мелкого служащего Жанна Пуассон, более известная как всесильная маркиза де Помпадур, тоже не чуралась ничего. А Борис Годунов, а великий князь и затем император российский Александр Первый, а княжна Софья Алексеевна и английская королева Елизавета – им пришлось пожертвовать многим, дабы записать свое имя в истории…
Драгоценные камни…Они переходят из рук хозяев к ворам и контрабандистам, а затем — к купцам, ювелирам, новым владельцам.Они всегда оставляют след…Кэтрин Стерн, страстно увлеченная историей камней, сквозь времена и расстояния прослеживает странный, загадочный, опасный путь драгоценности, которую некогда носила Елизавета Английская…
В книге увлекательно рассказана потрясшая в свое время Америку история похищения годовалого ребенка легендарного летчика Чарльза Линдберга, первым совершившего перелет через Атлантический океан. В очередном романе о детективе Натане Геллере Макс Аллан Коллинз вновь возвращается к событиям 30-х годов нашего столетия и с присущим ему мастерством воссоздает тревожную атмосферу эпохи.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает начальник Сыскной полиции Петербурга Михаил Фролович Чулицкий.