Можайский-2: Любимов и другие - [27]

— Резонно.

— Не хотели хоронить гимназиста — по-настоящему, с полным заметанием следов — и сами студенты. Наоборот: им было нужно, чтобы труп обнаружили. Не сразу, не так быстро, но — обязательно обнаружили. Поэтому в том, чтобы не выдалбливать могилу на участке, они с бароном полностью согласились. Но дальше пошли затруднения. Кальберг потребовал сделать так, чтобы труп не только исчез с участка, но и не был опознан даже в том случае, если его найдут. Это он предложил полностью раздеть гимназиста и отрезать ему голову. Студентов такое предложение не очень-то устраивало, но деваться было некуда. Одежду сняли, голову от тела отделили скальпелем. Затем все это упаковали в большой дорожный чемодан: скорее, и не чемодан, а что-то вроде сундука. И вывезли с участка.

— И Кальберг?

— Нет. Вот тут Кальберг совершил ошибку. Ему бы следовало всё проконтролировать, поехать вместе со студентами. Но он, ничего не подозревая об их замыслах, положился на них. Они пообещали ему, что тело, отдельно — голова, и отдельно — одежда будут надежно спрятаны, а сами отправились на вокзал, взяли билеты до Плюссы, устроили фокус с телеграммой…

— Но почему до Плюссы? Зачем так далеко?

Во взгляде поручика появилось сомнение: говорить или нет? Но делать было нечего: вопрос был задан прямо и требовал прямого ответа.

— Юрий Михайлович! Барону в Плюссе принадлежит земельный участок, который он застраивает дачами для небогатых отдыхающих.

— Что? — Можайский откровенно растерялся. Даже его улыбающиеся глаза пусть и на мгновение, но изменили выражение!

Поднялся Чулицкий. Пройдясь от кресла к столу и обратно, он круто повернулся к «нашему князю» и, наставив на него указательный палец, заявил:

— Ну, знаешь ли, Можайский! Это уже слишком даже для тебя!

Его сиятельство, понимая, что, в целом, упрек справедлив, тем не менее, возразил:

— Да когда же я мог это выяснить?

— Выяснить? Да тебе и в голову не пришло выяснять что-либо подобное!

Губы его сиятельства сжались. И тут опять вмешался Гесс. Вадим Арнольдович — как и Чулицкий — поднялся с кресла и сердито одернул начальника Сыскной полиции:

— Минуточку, Михаил Фролович! Минуточку! — Чулицкий поворотился к Гессу. — А с какой, собственно, стати мы должны были это выяснять? Разве сыском занимаетесь не вы?

Удар по господину Чулицкому был мощный. Несколько секунд Михаил Фролович только и мог, что открывать и закрывать рот, не произнося ни звука. Наконец, он несколько пришел в себя, но и тогда его хватило только на то, чтобы бессвязно забормотать:

— Но как же… разве… разве на совещании… меня ведь уверили… Можайский уверил…

— А сами-то вы о чем думали?

Наступление Гесса на Михаила Фроловича было решительным и явно сулившим победный конец, но было вдруг прервано его сиятельством. «Наш князь», осознавая, очевидно, что виноват-то все-таки он — ведь именно он взял на себя руководство на давешнем злосчастном совещании и протолкнул на нем свои собственные идеи и предложения… так вот: осознавая, очевидно, всё это, Можайский жестом велел Вадиму Арнольдовичу замолчать и вернуться в кресло. Чулицкий, избавленный от правильных лишь формально и поэтому вдвойне жестоких упреков, даже вздохнул свободней.

— Не время спорить по пустякам, господа. Никто из нас все равно не успел бы выяснить это интересное, но в данном случае бесполезное обстоятельство. Даже подумай мы о такой возможности, узнали бы мы о ней ровно так же, как только что: от нашего юного друга.

— Гм… — Чулицкий, пыл которого был изрядно охлажден нападками Гесса, согласился. — Пожалуй, справедливо.

В гостиной вновь воцарилось относительное спокойствие.

— Так вот, — поручик поспешил продолжить объяснения, — студенты именно потому и направились в Плюссу, что там находится принадлежащий борону участок. Подбрасывать тело на сам участок, разделенный на множество более мелких, они не собирались: не хотели, чтобы следствие отвлеклось на множество версий. А вот практически к его границе подбросили. Они совсем немного ошиблись: буквально полуверстой, но вообще-то, приди нам это в голову, такая ошибка даже облегчила бы наши поиски, скорее выведя на след барона. Задумайся мы, почему именно тело и голову выбросили на перегоне от Плюссы, мы поневоле стали бы выяснять принадлежность земель и уж мимо факта владения Кальберга не прошли бы никак. Студентам, когда они, сбросив с насыпи тело и одежду, поняли, что немного промахнулись, это показалось очевидным, но все же — на всякий случай — голову они подбросили уже практически точно к границе.

— М-да! — Его сиятельство был вынужден констатировать факт. — Головы потеряли мы все. Хорошо еще, что на этот раз обошлось.

Наш юный друг неожиданно замялся.

— Что с вами, Николай Вячеславович?

— А? Нет, ничего. Просто… вроде бы я уже все рассказал.

— Как это — всё? — удивился и вмешался Инихов. — С гимназистом и пожаром — ладно: пожалуй, и все. А что же с вами-то дальше было?

— Со мной? — поручик спохватился и закивал. — Ах, да! Вы об игре?

— О чем же еще? Чем дело закончилось?

— Нет, минутку! — это уже Монтинин: похоже, если у кого головы и остались на плечах, то не у чинов наружной полиции и сыскных. — А ограбление?