Мозг: прошлое и будущее - [50]
Однако метафора «мозга-в-бункере» представляет взаимодействие между мозгом и окружающим миром в парадоксальном виде. Помимо понимания связей между мозгом и телом, такая картина превращает большой мир всего лишь в пассивный источник ресурсов для функционирования мозга. Окружение поставляет информацию в мозг, засевший в своей крепости, а он изучает данные и решает, как ответить. Мозг – верховный главнокомандующий, первоисточник всех независимых поступков. Толщина брони и миниатюрность порталов предполагают, что главнокомандующий надежно защищен от происходящего на поле битвы и может спокойно размышлять над разведданными и стратегией вдали от тех мест, где ведутся настоящие боевые действия. Однако, если проводить резкую границу между тем, что происходит вне мозга, и тем, что делается внутри, и нарушать равновесие сил между ними, перед нами появится очередной наглядный пример научного дуализма, о котором мы рассуждали в предыдущих главах этой книги.
Но вот в чем парадокс: очень трудно определить, где именно донесения из внешнего мира превращаются в решения. Разве можно представить себе этакий «пункт передачи» – определенное место или, скорее, более обширный «сложный неврологический механизм», – где кончается детерминистская реакция на данные из окружающей среды и включается когнитивный контроль мозга? По мнению некоторых философов, считать, будто где-то есть такое место, – все равно что предполагать, будто в мозге сидит маленький человечек, гомункул, который получает все данные извне и решает, как отреагировать. Этот сказочный сценарий обрел буквальное сказочное воплощение в знаменитом диснеевском мультфильме «Головоломка», снятом в 2015 году, где все поступки девочки-героини определяют пять персонифицированных эмоций – Радость, Печаль, Страх, Гнев и Брезгливость, которые нажимают кнопки и дергают рычаги на панели управления у нее в голове[302]. Но как же это удается Радости и ее товарищам? Получается, что внутри каждой из эмоций должен быть свой набор гомункулов, которые перерабатывают ее поступающие данные в реакции? И так далее по рекурсивной цепи – словно бесконечный каскад отражений, которые видишь, когда встаешь между двумя зеркалами в гардеробной (см. рис. 10). Это противоречие известно как «регресс Райла» – по имени философа Гилберта Райла, который рассмотрел эту проблему в своем фундаментальном труде «Понятие сознания» (1949)[303].
Очевидный способ обойти регресс Райла – отказаться от мысли, будто мозг способен оперировать независимо от окружающего нас мира. Тогда основополагающее влияние среды проникает гораздо глубже в мозг – вплоть до уровня наших решений и поступков. Когда яблоко падает с дерева, когда тают зимние снега и журчат, стекая в долину, вешние ручьи, когда мотоцикл слетает с автострады в кювет, их траектории определяют законы физики и характеристики окружающего пространства. Возможно, мозг больше похож на падающее яблоко, управляемое силами природы даже в тот миг, когда оно падает на голову Исааку Ньютону. Философ первой половины XIX века Артур Шопенгауэр в своем прославленном эссе «О свободе воли» утверждал, что «поведение человека, как и все прочее в природе, для каждого отдельного случая с необходимостью определяется как действие известных причин»[304]. Если бы это было так, человеческий мозг служил бы всего лишь звеном в причинно-следственной цепи, бусинкой, пассивно дрожащей на нити жизни, а не дланью, потрясающей саму эту нить. Тогда природа правила бы мозгом, а не наоборот.
Рис. 10. Схематическое изображение регресса Райла и парадокса гомункула
Однако наше время отличается от времени Шопенгауэра тем, что сегодня в нашем распоряжении целая сокровищница экспериментальных данных о том, как сильно влияет на наш мозг и наше поведение длинная рука окружающей среды. В этой главе мы рассмотрим некоторые из этих данных и убедимся, что рутинная роль среды – не просто теоретическая абстракция. Отношения между мозгом и средой заходят гораздо дальше банальных замечаний, что-де человек есть продукт своего времени и места, что важны и природа, и воспитание и что все мы учимся на опыте, а память можно натренировать. Когда границы между мозгом и средой размыты, каждая мысль и каждое действие, даже в самый миг возникновения и свершения, становятся следствием влияния большого мира. Если изучить эти связи, мы снова поставим под сомнение сакрализацию мозга как центра управления и увидим, в какой степени наш мозг – это природное явление, подчиняющееся вселенским законам причины и следствия.
У взаимодействия между средой и разумом есть известная аллегория – статуэтки трех обезьянок. Говорят, что самое древнее изображение этого сюжета – резьба XVII века на двери храма Тосегу неподалеку от места погребения великого сегуна Токугавы Иэясу в японском городе Никко[305]. Одна обезьянка закрывает руками глаза, другая зажимает уши, а третья – рот, тем самым намекая на древнюю заповедь: «Не видеть зла, не слышать зла, не говорить зла». Обезьянки славятся любознательностью и везде пролезают, и эти не исключение. Статуэтки трех обезьянок в наши дни – один из самых глобализованных образчиков китча, ими торгуют на шести континентах, у них есть небольшое, зато сплоченное сообщество коллекционеров, которое ведет веб-сайт и встречается ежегодно
