них занимается. Но позволить эти весьма
персонифицированные схемы сделать обезличенными было бы
ошибкой, поскольку так создается общее мнение об описаниях
структур, не имеющее под собой никакого основания. Оно
обобщает структуры управления в том направлении, в котором
обобщение невозможно (группы работников — набор живых людей).
Хуже того, при таком подходе пренебрегается тем, что
действительно важно — направленностью самого управления. Здесь
нет ответа на вопрос, каков оптимальный способ преобразования
от входа к выходу? Более того, такое мнение склонно затмить
само существование подобного вопроса и препятствует его
постановке. Сегодня, однако, управление предприятием
представляет собой нечто большее, чем взаимодействие высшего
руководства. Оно обязано иметь дело с информацией такого
масштаба и сложности, которые превышают возможности высших
руководителей ее воспринимать и интерпретировать.
Следовательно, управление должно основываться на знании
структуры информационного потока, методов обработки
информации, ее сжатия и т. д. Все эти аспекты роли информации
в прошлом решались за счет возможностей коры головного мозга
высшего руководства. Умы этих людей представляли собой
единственное средство обработки информации, и, следовательно,
взаимодействие людей было эквивалентно взаимодействию
информации. Вот почему ортодоксальное описание психологии и
анатомии управления достаточно хорошо срабатывало, хотя и было
весьма произвольным. Однако если первопричина наших возражений
ортодоксальности — произвол, то вторая причина поважнее. Она
заключается в том, что сегодня созданы возможности лучше
справляться с информацией, чем может человек, которые привели
к тому, что управляющий перестал быть единственным, решающим
сложные вопросы управления. Он должен передавать их
электронному компьютеру так же, как в прошлом он делегировал
часть своих полномочий другим, тем самым доверяя
их
людям, более знающим, чем он, но своим подчиненным. Но,
поскольку он сохраняет свое более высокое положение по
отношению к подчиненным, право ими командовать, использовать
знания этих более компетентных людей для обеспечения роста
фирмы, он также обязан использовать компьютер. Управляющий
теперь не просто выступает за компьютеризацию, поскольку ЭВМ
более искусна в управлении, чем он, но также в поддержку
обслуживающих компьютеры людей, поскольку они поддерживают все
предприятие в рабочем состоянии, чего он сам не умеет. Однако
он должен знать, как организовать этот эксплуатационный
персонал, чтобы завод работал, и он должен знать, как
организовать компьютеры для обеспечения эффективности
управления фирмой. Кроме того, он должен организовать свой
завод так, чтобы поддерживать его в рабочем состоянии; он
должен организовать фирму так, чтобы она могла стать
компьютеризованной.
Это трудно. Люди не хотят
реорганизаций их фирм. Более того, они не знают, как это
делать. Точнее сказать, у них нет средств или способов описать
то, что позволило бы им выработать новую модель
организации, отличающуюся от простого перераспределения
обязанностей. В этом одна из целей назидания только что
прочитанных Вами рассуждении: мы едва ли продвинемся вперед,
если не согласимся с тем, что требуется другой язык и другая
модель (как-то отличающаяся от архаичной организационной
схемы). Другая цель наших долгих рассуждении — предупредить
управляющих, что если они будут настаивать на вычерчивании
организационных схем с помощью компьютеров, то, вероятно, не
добьются большего, чем закрепление ограниченных человеческими
способностями систем управления, существующих сегодня. Дела
могут пойти спокойнее; фирма может даже сэкономить какие-то
деньги (хотя в случае стандартного использования ЭВМ это стало
более чем призрачной надеждой), но остаются человеческие
фильтры и остаются вызываемые ими ограничения.
Третья из главных целей наших возражений
ортодоксальным описаниям фирм и путей обсуждения
организационных структур фирм вытекает из двух предыдущих.
Если разбиение фирм на подразделения, как это сейчас
осуществляется, совершенно произвольно и весьма архаично
(первое наше возражение) и оно ограничено пределами
человеческих способностей, которые фальсифицируются
современными средствами (второе наше возражение), то нет
гарантии выразить действительно важные для современного
руководства обстоятельства. Одно дело — выразить что-то
неуместным способом и совсем другое — не располагать
средствами привлечь к этому внимание. Такая трагедия вполне
возможна и часто происходит, когда пользуются сильно
упрощенным языком.
Вы никак не сможете объяснить дикарю теорию
относительности; Вы не можете привлечь внимание ребенка к
тому, что обязательства требуют соответствующих возможностей.
И не потому, что они недостаточно умны, конечно, нет. А просто
потому, что у Вас нет подходящих слов. И это, в свою очередь,
не из-за ограниченности Вашего словаря (его можно быстро
пополнить), а из-за несоответствия богатства содержания
основных представлений. Ваш ребенок может, например, хорошо
понимать значение слов "должен" и "может". Он не понимает, как
эти два слова могут быть связаны, не понимает, что за
