— Видите ли, я хочу рассказать вам свою историю. В ней, собственно, нет ничего особенного. Вы, вероятно, читали в детстве «Книгу джунглей»? Разве Маугли казался вам каким-то особенным? Так вот, в Индии нередко бывает так, что из-за голода родители бросают своих детей в джунглях, и там их выкармливают и воспитывают звери. Случается, что даже львы. Говорят, три года назад в Бомбее был обнаружен мужчина, который пробыл несколько месяцев в плену у царя зверей. А из Алеппо сообщают, что два месяца назад кочевники поймали там «мужчину-газель». Он прожил в стаде много лет, питался травой и, когда его стали ловить, попытался спастись от преследователей, убегая огромными скачками. А кто знает, что происходит в Африке? Ведь там отдельные племена совсем не представляют, сколько у них народу, и не регистрируют тех, кто исчез в джунглях. Человек легко приспосабливается ко всему. И если он смог приспособиться к нашей современной цивилизации, то почему бы ему не ужиться, скажем, с медведями, если родился он в определенной обстановке и с малых лет видел вокруг себя одних медведей? Что же касается Тарзана, то это — наиболее известный представитель такого сорта людей. А барон фон Хоппе — наиболее значительный… — вздохнула она. — Ему принадлежат многие владения в Австрии, Германии и Чехии. Род его известен славными традициями, и я удивлена, что вам это не известно. Его знают во всех аристократических домах Европы. И такой человек под видом шимпанзе исполняет номера в цирке Кнолля!
Она говорила все быстрей и быстрей, будто не могла совладать с собой или просто потому, что повторяла свою историю уже не в первый раз. И все смотрела на меня и улыбалась своей манящей улыбкой. Может, ей даже хотелось взять меня за руку, но мной овладел страх, он рос. Собственно, я уже перестал считать ее сумасшедшей, я боялся другого — шантажа, боялся, что прибывшая ко мне дама хочет втянуть меня в какую-то бесконечную имущественную тяжбу. И тут мне захотелось, чтобы вернулась Гильда. Но она не возвращалась — я отлично знал, что она подслушивает за дверью.
В тот день я просидел у себя в кабинете до глубокой ночи и понял, что Джина приехала на своем спортивном «ягуаре» лишь затем, чтобы рассказать мне свою историю. Она отказалась от угощений — ей просто было нужно, чтобы я ее выслушал. В конце концов это была самая необременительная просьба из тех, что я готов был для нее выполнить. Тем более что ее рассказ меня ни к чему не обязывал, а внешность ее была приятной.
— Самое ужасное — то, что я не могу его спасти. И к вам я приехала с отчаянья. Мне, собственно, не так уж нужен антрополог. Ведь у меня целая гора всевозможных справок и заключений ученых. Мне нужен энтузиаст, который попытался бы спасти барона, который попытался бы помочь мне. От этого зависит моя судьба. Я должна была выйти за него замуж. Я его невеста. Мы познакомились с ним несколько лет назад в одной из экспедиций сэра Уэзерола.
В ту экспедицию я попала с отчаянья… Только вам расскажу все без утайки — ведь от вас я жду помощи. Мне давно известно, что я красива, известно чуть ли не с детства — об этом говорили все. Родители тоже не отставали от других и следили за каждым моим шагом, хотя я ровным счетом ничего дурного не делала. «Любой мужчина может тебя обидеть, — твердили они, — потому что ты красотка». На этом основании я находилась под охраной даже в двадцать лет. Но в действительности обижали меня вовсе не мужчины, как предполагала моя мать, а женщины. Женщины издевались надо мной, это они старались меня унизить. Все началось еще в школе с союза, который заключили против меня наша старая учительница с моими же сверстницами-дурнушками. Я не могла произнести ни слова без того, чтобы не смеялся весь класс; стоило мне сделать какое-нибудь движение, как в мою сторону устремлялись завистливые взгляды.
— Послушайте, Джонс, — не раз звучал в моих ушах злобный голос директрисы, — красота — это еще не все!
Вскоре я стала побаиваться ходить на танцы, ибо нередко получалось так, что какая-нибудь из завистниц, которой приходилось часами ожидать партнера, чем-нибудь да мстила мне — то она рвала на мне блузку, то наступала на шлейф длинной юбки, то рисовала на спине чертика, то подкарауливала в уборной, чтобы вцепиться мне в волосы. Постепенно я перестала появляться на людях, к чему моя мать отнеслась весьма одобрительно: она еще не была стара и довольно остро реагировала на то, что в общественных местах на меня обращали внимание, а на нее нет. Для окружающих я была совершенно невыносима. Само собой разумеется, меня пригласили в знаменитый салон мод — там я должна была демонстрировать новые фасоны. Но, бог мой, нельзя было сделать и десяти шагов, чтобы у меня не начинала кружиться голова под множеством враждебных взглядов, — они, словно жгучие огненные бичи, стегали меня по плечам, по груди, по всему телу. Не понимаю, почему люди так завидуют красавицам! Уверяю вас, что красота — самое ужасное бедствие, которое только может постигнуть человека, это ужаснее, чем горб. Мне и сейчас приятно, когда можно закрыть лицо, ну, скажем, автомобильными очками. Хоть круглый год я готова ездить в спортивной машине, только бы носить эти очки: чтобы меня никто не видел, чтобы никто не вертелся вокруг и я хоть на минуточку могла отдохнуть от всех этих взглядов, от всего этого проклятия.