Мозг Донована - [9]

Хиггинс встал между мной и столом.

— В заключении о смерти доктор Шратт написал, что мистер Донован умер после ампутации обеих ног. Скажите, доктор Кори, эти конечности — вы, случаем, не захватили их с собой?

— Если вы считаете, что в операции не было необходимости, то советую вам внимательно осмотреть обрубки, — холодно сказал я. — Они остались на станции. Поезжайте в горы и откопайте их, пока не поздно.

В разговор тотчас вмешался Вебстер. Он меньше всех был заинтересован в проведении медицинского расследования.

— Если Донован умер, не приходя в сознание, то переосвидетельстование его смерти ничего не даст. — Он пошел к двери. — Думаю, дальнейшее обсуждение этого дела не имеет смысла. Донована мы к жизни все равно не вернем — только поднимем ненужную шумиху.

Он почти не скрывал желания поскорей закрыть дело, но Хиггинс явно не собирался идти у него на поводу.

— В заключении ничего не говорится о ране головы, — упрямо продолжал Хиггинс.

— При желании вы могли бы заметить, что ребра у него тоже сломаны, — спокойно ответил я. — Хотите, чтобы и это было занесено в протокол? Или желаете обвинить меня в некомпетентности? В таком случае ваши претензии не имеют никаких оснований. Я сделал все, что мог.

Хиггинс задумался. Он видел отчаяние Шратта, но не понимал причины его паники, и это мешало ему принять решение.

— Пойдемте, — поторопил его Вебстер. — Признаться, мне здесь немного не по себе. Я не привык к таким зрелищам…

Он открыл дверь и глубоко вдохнул — будто и впрямь боялся упасть в обморок.

Мы вышли из морга. У меня по лбу катились крупные капли пота, но я не мог вытереть его, не выдав себя. Через некоторое время наша небольшая процессия вернулась в кабинет Хиггинса.

— Мистер Вебстер, вам нужно сменить хирурга, — сказал Хиггинс, наконец нашедший козла отпущения и теперь намеревавшийся отыграться на нем. — Доктор Шратт пренебрег своими прямыми обязанностями. Ему следовало лично поехать на место катастрофы, а не посылать кого-то еще. Насколько я понимаю, он просто был не в том состоянии, в котором мог справиться с работой.

Шратт вздрогнул. На его испитом лице отразилось смятение.

— Да, доктор Шратт, я вынужден вас уволить, — не глядя на него, с готовностью произнес Вебстер (было видно, что он рад возможности угодить Хиггинсу). — Сожалею, но у меня нет другого выхода.

Бросив на меня пытливый взгляд, он добавил:

— Таким образом, у нас освобождается вакансия медика, прикрепленного к спасательной службе аэропорта. Может быть, ее займет доктор Кори? Он живет неподалеку от зоны взлетов и заходов на посадку, так что…

Он вопросительно посмотрел на Хиггинса — видимо, нуждался в его согласии на продолжение этого разговора. Мне захотелось поставить их обоих на место.

— Благодарю вас, я не заинтересован в дополнительной работе, — сказал я, направившись к двери.

Хиггинс двинулся следом. Его отношение ко мне переменилось, едва лишь он убедился в том, что со мной не так легко справиться.

— Доктор Кори, — миролюбивым тоном произнес он, — прошу прощения за доставленные вам неудобства. Как вы понимаете, я должен был расследовать все обстоятельства…

Я молчал, холодно глядя на него.

— Семья Донована сейчас находится здесь, в Де-Анза. Сделайте мне одолжение, навестите их. Они выразили желание поговорить с вами.

— Ладно.

Взяв шляпу, я вышел в коридор.

Мне было не по себе. Слишком уж странным казалось поведение Хиггинса. Знал ли он о том, что я удалил мозг Донована?

Кто заглядывал под повязки на голове трупа?

У меня за спиной послышались чьи-то шаги. Оглянувшись, я увидел Шратта. Он прошел мимо, даже не посмотрев на меня. Как будто это я виноват в его вечном невезении.

Выйдя из госпиталя, я пошел через рынок, к отелю Де-Анза. На площади перед ним стояла моя машина. Дженис в ней не было.

Когда я спросил мистера Донована, портье принялся обхаживать меня так, будто я тоже был миллионером.

Мальчишка-посыльный проводил меня на четвертый этаж. По пути он доверительным тоном сообщил мне, что владелец отеля распорядился освободить все номера, начинающиеся на цифру «четыре» — разумеется, за исключением предоставленного Говарду Доновану и его сестре Хлое Бартон.

Судя по придыханию, с которым он произнес последнее имя, дочь Уоррена Донована была красавицей.

Меня принял ее брат, высокий сорокапятилетний мужчина, формой черепа напоминавший своего отца. Он поднялся из-за письменного стола, похлопал по разбросанным бумагам, будто что-то искал, затем вдруг взглянул мне в глаза и произнес:

— Рад видеть вас, доктор Кори.

Рассматривал он меня долго и бесцеремонно — точно я пришел не в гостиницу, а к следователю, вызвавшему меня на перекрестный допрос. Очевидно, отцовские деньги наделили его преувеличенными представлениями о собственной значимости и полным пренебрежением ко всем остальным людям. Мой негодующий взгляд он просто не принял во внимание.

На письменном столе лежали побуревшей от крови бумажник, наручные часы устаревшей модели и потрепанная записная книжка, найденные у Донована-старшего.

Говорил Говард Донован, почти не разжимая губ, будто скупясь на слова.

— Я должен поблагодарить вас, доктор Кори, — сказал он с такой неохотой, точно его силой заставили произнести эту фразу. — Не сомневаюсь, вы сделали все возможное ради спасения моего отца.