Мозаика малых дел - [6]

– Что, не надо было?

– Не о чем сейчас говорить, поезд ушел, – сказала Люба.

– У вашей книги прессы нет из-за «Charlie», – говорит Мишель. – Пишут только об одном. И боятся только одного.

Мишель разговорчивей Колетт. Я еще помню Боба, третьего. Он держался до последнего – читал, правил, писал. Я его спросил, что трудней, не пить или не курить. Он ответил: не курить. Коль скоро перед смертью он принял иудаизм, не могу не сказать: зихроно левраха. А ведь начинали и он, и Колетт, и Мишель, революционерами, маоистами, агитировали рабочих.

– Положим, французские евреи и раньше боялись себя обнаружить. Кокетливо прятали в нагрудный карман свое еврейство, может, не так глубоко, как теперь. Вчера на еврейском радио я видел мезузу, прибитую изнутри. У моих друзей, бывших иерусалимских соседей, мезуза тоже висит с внутренней стороны: опасно, нельзя, чтобы кто-нибудь увидел.

Мишель и Колетт меня понимают: я долго прожил в Израиле.

Ну да, в Союзе я и слыхом не слыхивал об этой «охранной грамоте» на дверях. Но сейчас я не представляю, чтоб у меня на дверном косяке не было капсулы с буквою «шин» (от «Шаддай»: «Стерегущий двери Израиля») и со словами исповедания веры, вложенными внутрь, написанными на пергаменте рукой пейсатого каллиграфа. Это мое священное право – и неважно, что я там исповедую, прежде всего я исповедую мое священное право свободного человека в свободной стране повесить на дверь мезузу. Разве улицы уже патрулируют штурмовики? А здесь, в Париже, в дома врываются гестаповцы?! Совместно с французскими полицейскими, запятнавшими свой мундир позором прислужничества?!!

Мишель сказала, что у нее на дверях мезуза, которую хозяин квартиры, еврей, оставил. И она не снимает и не прячет. Нападение на «Шарли» всех всколыхнуло.

– Да, я уже видел «je suis Voltaire», лучше так, чем лицемерное «je suis Charlie», политкорректное «je suis Ahmed» или безутешное «je suis juif». Говорят, не будь «Шарли» левым, такой бы реакции не было. – Я не уточнял, что так говорит моя жена Сусанночка.

– Не потому, что левый, а потому, что удар по свободе прессы. Этого никто не потерпит.

Но Мишель и Колетт – обе согласились с тем, что нападения на евреев занимают только евреев.

Этому я дал «парадоксальное объяснение», а поскольку парадоксы в чести, Люба предложила мне написать в том же духе несколько слов для сайта «Вердье» – так называется мое издательство, чем я всегда хвастаюсь. Знатоки почтительно выпячивают губу и кивают.

* * *

Уже полдня, как пишу «несколько слов». Кажется, закончил.

– Если б Шарли не был левым журналом, «je suis Charlie» не подхватили бы миллионы, – так говорят «все-все-все», то есть моя жена, мой сын, моя дочь, моя немецкая невестка и мой будущий швейцарский зять. – Нападение на кошерную лавку, – говорят они, – прошло бы незамеченным: всего лишь сиюминутный эпизод в многолетней арабо-израильской вендетте, к антисемитизму отношения не имеющей.

– Почему, – спрашивают они, – недавний поджог синагоги арабом в Вуппертале суд не счел антисемитской выходкой? Почему реакция Белого дома на парижский теракт была нулевой? Почему у Джона Ле Карре арабский террорист настаивает: «Мы не антисемиты, мы антисионисты»? Почему такой почтенный журналист, как Яспер Альтенбокум, в статье «Кошмар для спецслужб» ни словом не обмолвился об антисемитском характере исламского экстремизма? Причина в том, что антисемитизм после Освенцима заклеймен всеми, включая самих антисемитов. Им остается только осуждать Израиль – коллективного еврея на политической карте мира. Дескать, Израиль отдельно, евреи отдельно. Они охотно укажут вам на критиков Израиля из числа евреев, даже если и читали «Еврейское самоненавистничество» Теодора Лессинга.

Да, с этим трудно поспорить, это все правда. Антисемитизм не ставят в вину арабскому террористу по причине собственного антисемитизма, пусть даже латентного. Из сочувствия, пусть даже не осознаваемого, к единомышленнику. Но это не вся правда. Леон Поляков в своей «Истории антисемитизма» огорошил меня утверждением, что антисемитизм ровесник христианства. А как же, недоумевал я, Фараон, Книга Эсфири, Антиох Епифан – дорожные указатели еврейской истории? Да, собственно говоря, весь Ветхий Завет об этом. И почему тогда сам Поляков не ограничивается описанием христианского теологического антисемитизма, оставляющего евреям лазейку, дающего им (мне) шанс спастись?

Этот пекущийся о моей душе антисемитизм сменяется «научным антисемитизмом» Просвещения. «Никакого Бога нет. Крестись – не крестись, от себя не уйдешь. А значит, и от нас. Нет тебе спасения». А затем приходит черед европейского романтизма, упивавшегося свежей кровью национального самосознания – словесного, музыкального, культурно-исторического. Романтизм эмоционально согрел сухие рассуждения предыдущей эпохи. Отныне раса – путеводная звезда. Вместо Вифлеемской. То, что для евреев стало Катастрофой, для прочей Европы обернулось неврозом, на который и тысячи Фрейдов не хватит. Современный европейский антисемитизм – явление принципиально новое, это уже не просто антисемитизм, но способ европейской самоидентификации. Понятно, что европейцы отказываются видеть антисемита в убийце покупателей кошерных деликатесов или в поджигателе синагоги. Коль скоро это не наших рук дело, это не антисемитизм. Все что угодно: сведение счетов с Израилем, религиозный экстремизм, уголовщина. «Мы отказываем мусульманам в праве на антисемитизм, – говорит Европа. – Это наш грех, христианский. Через него мы уникальны». Шоа – это исключительно достояние Европы, которым она ни с кем не желает делиться. Глядите, сколь она величественна в своем раскаянии, сколь прекрасна.