Моя жизнь со Старцем Иосифом - [4]
Как только мы подошли к первым каливам — туда, где в пещере была церковка Честного Предтечи, — батюшка Арсений ударил в железное било, подавая сигнал, что мы прибыли. Сразу ударил в свое било и Старец, дав знать, что услышал наш сигнал, и вошел в свою каливу, чтобы творить умную молитву. Мы же пошли отдохнуть.
Это был вечер субботы. Сюда, в пустыню, должен был прийти отец Ефрем из Катунак, [13] чтобы служить литургию. Поэтому отец Арсений сказал мне:
— У нас будет литургия.
— Разбудите меня!
— Хм, ты что, думаешь, мы оставим тебя спать? Ну да откуда же тебе знать, бедняге, куда ты пришел! Теперь тебе придется просыпаться рано.
Глава третья. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Я спал в какой-то клетушке между какими-то досками. Диавол послал мне страшный сон. В момент моего пробуждения Старец Иосиф подошел к двери. Он пришел на литургию. Я кричал во сне:
— Мне страшно! Мы разобьемся!
Он открыл окно — дверь и окно были одним и тем же — и спросил:
— Дитя мое, что с тобой случилось?
Откуда мне было знать, что это Старец? Я ответил:
— Отче, не знаю. Мы были на корабле, вошли в какую-то пещеру и чуть не разбились.
Он улыбнулся и сказал отцу Арсению:
— За этого малыша с самого начала взялись бесы. Ну, поднимайся, поднимайся! У нас литургия.
Как только я окончательно проснулся, так понял, что это — Старец, и упал ему в ножки.
— Благослови, Старче!
— Давай, дитя мое, пойдем в пещеру. У нас сейчас будет литургия.
Церковка была такой маленькой, что стасидия [14] Старца касалась иконостаса. Свет был лишь от лампад перед иконами. Две стасидии, одна напротив другой. Меня поставили посредине, между ними.
Там, в церковке, при чуть теплящихся лампадах, познала душа моя светлый образ святого Старца. Это был невысокий человек, не полный и не худой, с большими мирными голубыми глазами. Его некогда каштановые волосы стали седыми, ведь ему тогда было уже пятьдесят лет. Несмотря на то что он не пользовался расческой, не стриг ногтей, его присутствие источало некую благодать, нечто величественное и славное, как если бы это был царь. Поскольку он никогда не мылся, некоторые посетители ожидали дурного запаха и удивлялись, что от него, напротив, исходило тонкое благоухание. Это было чем-то сверхъестественным, поскольку он всегда много трудился и сильно потел.
Внешность его была очень благообразной. Стоило только его увидеть, как сразу успокаивались нервы. Каким он был снаружи, таким был и внутри. Лицо его было приятным, очень приятным. И в церкви он произносил «Господи, помилуй!» сладкозвучно. А как он читал Апостол! Чудо! У него был очень красивый голос. И если мы фальшивили в пении на литургии, он нам задавал тон. Он его не терял. Когда время от времени он нас звал, чтобы собрать или сказать что-нибудь, я думал про себя: «Неужели этот голос когда-нибудь умолкнет?»
* * *
Прежде чем началась литургия, на меня надели подрясничек со столькими заплатками, что никто не знал, какой была его изначальная ткань. Он весил килограммов пять от заплаток и грязи. Но я его надел, и мне казалось, будто я надел нечто царское, очень славное и очень светлое. У меня была такая радость, какой не бывает даже у царя, когда его облачают в царскую мантию. Затем Старец дал мне матерчатый пояс и скуфейку, которая была от нестиранности жесткая, как брезент.
— Постой-ка здесь! — сказал он мне.
Дал он мне и ряску одной святой Старицы, усопшей монахини Феодоры. [15] Я ее надел. Ряска благоухала. В это мгновение вышел из алтаря отец Ефрем взять благословение Старца, чтобы служить литургию, и сказал мне:
— Зачем ты надел рясу? А ну-ка быстро сними ее!
Старец обратился к нему:
— Тише, отец, оставь в покое монашка. Дай нам его разглядеть немного.
У меня еще только пробивались усы. Тогда Старец сказал отцу Ефрему:
— Ну хорошо, подходит для священника. Видишь, я ждал какого-нибудь монаха, чтобы у нас был священник, вот он и пришел.
И пообещал мне:
— Пошьем тебе красивое облачение, когда рукоположим тебя.
Мы еще не успели поговорить толком, а он уже знал, что я могу стать священником. И радовался, что у него будет свой священник, потому что отца Ефрема часто не отпускал отец Никифор. [16]
* * *
Как только закончилась Божественная литургия, мы вышли из церковки. Было уже утро. Старец сказал мне:
— Пойдем-ка попьем чего-нибудь и перекусишь немного, потому что сейчас все то, что ты привез, ты будешь перетаскивать на спине.
Мы привезли целую лодку вещей, которые нам насобирали люди. Поскольку все духовные чада отца Ефрема знали, что я поеду к Старцу Иосифу, они мне дали пшеницу и многое другое. И все это мы теперь должны были перетащить в сетях на спине.
Но прежде Старец нам дал чай из розмарина, червивые сухари времен Ноя и сыр, который и топором не разрубишь. Камень, обезжиренный, червивый. Кто знает, какого века он был?
— Ешь, мой монашек, ешь, потому что сейчас пойдешь таскать.
Я не мог есть, потому что в лодке у меня была рвота из-за волнения на море.
— Я не хочу есть, потому что мой желудок…
— Ешь, ешь: будешь сейчас носить вещи.
Пока я ел, Старец меня разглядывал. Он заметил, какой я худой, и произнес:
