Моя жизнь на тарелке - [38]

Почему только для ног, спрашивается? Куплю уж и для — как там в рекламе? — «области бикини».

Сексуальное белье, воск для бикини, постель… Голова кругом, а на душе тревожно. Да нет, не, может быть. Восемь лет женаты, откуда тревоге взяться? Двое детей. И секс для нас не новость. Мы занимаемся любовью… время от времени. Нечасто. В последний раз… О господи. И все равно тревожиться не о чем. Мне? Ха! С какой стати?

* * *

Эмбер наконец-то объявилась и этим утром заглянет ко мне — выпить кофе.

— С моим крестником-уродом, не возражаешь, Клара? Я обещала присмотреть за ним, но это же настоящее чучело! Ребенка безобразнее свет не видывал.

— Не преувеличивай, не настолько уж он страшен, — отвечаю я лицемерно. Эмбер совершенно права. — И прекрати ныть. Бедный ребенок, послал же Господь такую крестную.

— О, мне и так тошно, — воет Эмбер. — Честное слово, я его люблю. Но мне страшно на него смотреть.

— Ладно, приводи. Он в мешке?

— В мешке?

— Из упаковочной бумаги. С прорезями для глаз. Короче, в том самом, который ты натягиваешь на него, стоит родной матери скрыться за дверью.

— Клара! Не будь вульгарной, — говорит Эмбер и сюсюкает в сторону: — Скажи, Сэмми, ты ведь в хорошенькой шапке с помпончиком, правда?

— Га-га, — подтверждает Сэмми. Для двухлетнего ребенка у него поразительно густой бас. — Шапке.

Эмбер вздыхает:

— Можно, мы прямо сейчас придем? Представления не имею, что с ним делать. Пошла бы в парк, но боюсь: вдруг кто-нибудь решит, что это мой ребенок?

Я полна сочувствия.

— Ну конечно, приходите.

— Десять минут — и мы у тебя.

* * *

Одно из двух: либо у вас есть дети, и тогда предыдущий диалог вам вполне понятен, либо у вас их нет. В этом случае мне лучше объяснить, что к чему.

Принято считать, что если ты любишь собственных детей, то любишь и чужих или хотя бы терпишь их без видимых усилий. Чушь. Многие из таких любящих и терпеливых просто-напросто поднаторели в актерском мастерстве. Ладно, согласна — поднаторели в фальши.

Я не выношу некоторых мальчишек, с которыми дружит Чарли, и что? «Уильям у вас — сущий ангел, а не ребенок! Приводите его к нам почаще». При виде сморщенных, багрово-синих и лысых младенцев я с легкостью пою такие дифирамбы, что по праву заслужила почетное звание доктора лживости. Как-то раз, помню, мы с Робертом отправились в Паддингтон на смотрины первенца наших близких друзей. Ребенок был не просто уродлив, а фантастически безобразен. В жизни не видела более чудовищного сочетания младенческой худобы, когда ребра сквозь кожу просвечивают, и неправдоподобно взрослых черт. На плоском лице с безгубым ртом темнели огромные марсианские глаза; круглый череп покрывало нечто вроде прореженного мха рыжего цвета.

Несмотря на солидный опыт лицемерия, мы с Робертом едва не дали маху, но в последнее мгновение все же умудрились собраться с силами для надлежащих «агу-агу». Если не ошибаюсь, я даже попросила «подержать это чудо». Словом, процедура знакомства прошла на высшем уровне, но из детской мы ретировались до неприличия поспешно. Понимаю, что некрасиво, но такое все же случается, и довольно часто. Вокруг полным-полно отвратительных детей, если не уродливых внешне, то с гнусным характером. И многие из этих маленьких монстров принадлежат, как ни прискорбно, самым близким друзьям.

Сэмми, подопечный Эмбер, увы, не отличается ни красотой, ни милым нравом. Первое, что бросается в глаза, — толщина ребенка, виной чему, правда, не он сам, а его мать. Согласитесь, здоровый аппетит младенца — не причина с трех месяцев запихивать в него кремы, муссы и жирные сливки вместо молочных смесей. Беда с этими матерями-энтузиастками: тешат родительскую гордость, а страдают дети. Сэмми не исключение. Двух лет от роду, а ест исключительно взрослую пищу. Нет, он не требует с порога бутылку огненной воды или барашка на вертеле, но… Терпение. Позже сами поймете, о чем речь.

И десяти минут не прошло, как Эмбер с крестником возникает на нашем крыльце. Шапка с помпончиком действительно венчает круглую голову Сэмми, не выполняя, впрочем, своей основной задачи, на которую явно рассчитывала Эмбер. Проще говоря, шапка не скрывает его жутковатой физиономии.

— Шапка! — хвастливо рычит Сэмми, тычет пальцем в небо и издает звук, который в приличном обществе принято не замечать (а издавать тем более).

— Очень симпатичная шапочка, — любезно отвечаю я. — Здравствуй, Сэмми. Заходи. Давай-ка снимем пальто.

Сэмми переваливается через порог и ковыляет к стене.

— Пи-пи, — заявляет он, тыча себе между ног. — Сэмми пи-пи.

Напрягая мышцы, я стягиваю с Сэмми пальтишко. Его мать упорно отказывается признавать тот очевидный факт, что сын по размерам тянет на шести-семилетнего ребенка. Страдает опять-таки мальчик, вечно упакованный в одежки, точно колбасный фарш в свиные кишки.

— Зачем этому ребенку подгузники, если он соображает, что делает? — жалобно спрашивает Эмбер.

— Откуда мне знать. Может, его мать хотела облегчить тебе жизнь. Может, Сэмми недавно начал привыкать к горшку.

— Чем это она мне облегчила жизнь? Теперь я должна менять подгузник!

— Гузник, — соглашается Сэмми и вполне профессионально крутит попой в диско-ритме. Похоже, мальчик — завсегдатай воскресных танц-клубов. — Сэмми пи-пи много.