Моя жизнь и время - [58]

Следующее семейство из списка обитало над обувным магазином под названием «Международный обувной эмпориум». Дверь квартиры выходила на боковую улочку. Месье спал, но мадам его разбудила, потом позвали детей и старшая девочка сыграла на фортепьяно. Мы не задержались надолго, да нас и не уговаривали остаться. Мадам, заметно растроганная, поблагодарила за нашу доброту. Нас проводили до двери, и дети махали вслед платочками, пока мы не свернули за угол.

— Если ты намерена обойти всех, — сказал я жене, — лучше возьми извозчика. А я пойду домой. Не люблю я эти светские мероприятия.

— Зайдем еще к одним, — попросила жена. — Хоть посмотрим, где они живут.

Оказалось, что над кондитерской. Фамилия, третья в нашем списке, значилась на вывеске.

— Выпьем здесь чаю, — предложила жена.

Идея оказалась удачной. Нас угостили превосходным чаем и восхитительными булочками с кремом. Мы просидели там полчаса.

— Оставим свои карточки или заплатим по счету? — спросил я жену.

Она ответила:

— Если карточки, то нам придется пригласить их на обед.

В каждом из нас таится доля снобизма. Я предпочел заплатить по счету.

Когда мы жили в Брюсселе, король Леопольд пользовался там всеобщей нелюбовью. Как раз в то время выяснилось, какие ужасы творились в Конго. Из уважения к бельгийцам надеюсь, что это тоже повлияло на общественные настроения. Когда королевская карета проезжала мимо, люди задергивали шторы. По улицам за королем следовала толпа, крича и улюлюкая. Брата его, графа Фландрского, напротив, любили. Этот чудаковатый старый джентльмен часто прогуливался по авеню Луизы и заговаривал со встречными, оказывая особое предпочтение англичанам. От Брюсселя до Ватерлоо можно не спеша прокатиться на велосипеде — через Суаньский лес, где когда-то бродил в раздумье старина Фома Кемпийский. Замечательное развлечение — привести туда англичанина и позвать с собой знакомого гида-бельгийца, отставного сержанта, чтобы он рассказал в подробностях о битве. Вам покажут Бельгийского льва, гордо озирающего поле сражения с высоты своего постамента на вершине пирамидального холма, и расскажут, как восемнадцатого июня 1815 года бельгийская армия разгромила французов, при поддержке немцев и нескольких англичан.

Одну зиму мы для пробы провели в Лозанне. В швейцарских городах зимой скучновато. Из нашей виллы на холме вид открывался потрясающий, но по вечерам хотелось пойти в кафе или в театр. Дипломат-литератор Освальд Кроуфорд с женой останавливались в «Бо-Риваже». Именно там он изобрел бридж-аукцион. Я часто приходил к нему играть. Старая разновидность игры ему надоела, и он с помощью знакомых офицеров-французов разрабатывал новую идею. В ту зиму я невзлюбил больных. Они буквально заполонили «Бо-Риваж». Люди глотали семь разных видов пилюль перед обедом, а потом сидели и ковыряли вилкой еду в тарелке. Прелестные барышни, заманив вас в уголок, делились подробностями своих затруднений с почками, а ваш партнер по картам внезапно прерывал игру, чтобы весьма реалистично изобразить, какие спазмы с ним приключились ночью. Не сразу и вспомнишь, какие сейчас козыри.

Жизнь за границей сильно повысила мою самооценку. Оказалось, что меня повсюду знают и относятся, как говорили в ранневикторианских романах, с совершеннейшим почтением. Я задрал нос и выбросил из головы реки помоев, которые обрушивали на меня английские литературные журналы. Если и вправду как судят иностранцы, так рассудят и потомки, говорил я себе, то у меня есть все шансы стать замечательным писателем — посмертно.

Если уж говорить о современниках, оказалось, что Филпотса тоже много читают за границей, особенно в Еермании и Швейцарии. Зангвилла знают в литературных кругах любой страны. Зато Барри, к моему удивлению, очень мало известен. Однажды я заговорил о нем в России.

— Вы имеете в виду мистера Пейна? — спросил кто-то из гостей.

Шоу пока еще туда не добрался. Уэллс к тому времени уже пользовался популярностью во Франции, а Оскар Уайльд был прямо-таки знаменит. О Киплинге говорили скорее как о политике, а не поэте. Читали Стивенсона и Хаггарда. Но о тех, кого Флит-стрит считает истинно великими, там и слыхом не слыхали.

Глава X Автор и спорт

Мои высокообразованные друзья со склонностью к статистике утверждают, что в идеально организованном мире каждый будет работать не больше двух часов в день. Меня крайне беспокоит, чем же я тогда займу оставшиеся двадцать два часа? Положим семь часов на сон, еще три — на еду; не представляю, как можно их растянуть еще больше и не заболеть от обжорства. Остается четырнадцать часов. Какому-нибудь буддисту-созерцателю это, должно быть, пара пустяков. Он способен справиться с такой задачкой буквально стоя на голове — и скорее всего так и сделает. Однако среднему христианину придется трудно. Мне советуют освободившееся время посвятить самосовершенствованию, развивать свой ум. Но не всякий ум может развиваться бесконечно. Боюсь, мой ум в процессе зачахнет. Не исключено, что вместо самосовершенствования я просто рехнусь. Быть может, конечно, страхи мои беспочвенны. В пьесе Шоу «Назад к Мафусаилу»