Моя жизнь - [116]

Этой невыносимой ситуации положил конец странный удар судьбы, причиненный таким пустяком, как укус злобной маленькой обезьянки, укус, который оказался фатальным для молодого греческого короля.

Несколько дней он находился между жизнью и смертью, а затем пришло печальное известие о его смерти, и это привело к перевороту и революции, Венизелосу и его партии пришлось уйти, а нам – уехать, поскольку мы были приглашены в Грецию в качестве его гостей. Так что мы тоже пали жертвами политической ситуации. В итоге все деньги, которые я потратила на перестройку Копаноса и устройство студии, пропали, и нам пришлось оставить мечту основать школу в Афинах, сесть на пароход и вернуться через Рим в Париж.

Какое странное мучительное воспоминание оставило во мне это последнее посещение Афин в 1920 году, возвращение в Париж и возобновившаяся там с новой силой боль и, наконец, расставание и отъезд моего Архангела и моей ученицы, которая тоже покидала меня навсегда. Я ощущала себя жертвой всего происшедшего, но моя ученица, казалось, придерживалась совершенно противоположного мнения и с горечью порицала меня за мои чувства и за то, что я покорно не отреклась от них.

Когда наконец я оказалась одна в доме на рю де ла Помп, в Бетховенском зале, где все было готово к восприятию музыки Архангела, мое отчаяние не знало границ. Я больше не могла выносить вида этого дома, где я была так счастлива когда-то, в действительности я испытывала страстное желание бежать из него, из этого мира, поскольку в этот момент считала, будто мир и любовь умерли для меня. Как часто в жизни человек приходит к подобному заключению! А если бы мы могли заглянуть за соседний холм, то увидели бы, что там находится долина цветов и счастья. Особенно меня возмущает вывод, к которому пришли многие женщины, будто после сорока лет обладающая чувством собственного достоинства женщина должна отказаться от физической близости. Как это неверно!

Как странно ощущать жизнь тела на протяжении всего таинственного земного пути. Сначала робкое, хрупкое тело юной девушки, какой я когда-то была, затем превращение в отважную амазонку. Потом увенчанная венком из виноградных лоз вакханка, напоенная вином, мягко падающая и неспособная сопротивляться натиску сатира; плоть ее набухает, разрастается, становится сладострастной; грудь становится столь чувствительной к малейшему любовному чувству, передавая поток наслаждения через всю нервную систему; любовь теперь превращается в розу в полном цвету, плотоядные лепестки которой неистово смыкаются над своей жертвой. Я живу в своем теле, как душа в облаке, – в облаке из роз и чувственных откликов.

Как глупо петь все время о любви и весне. Краски осени более роскошные и разнообразные, и радости осени в тысячу раз сильнее, мощнее и прекраснее. Как я сочувствую тем бедным женщинам, узость убеждений которых не позволяет им принять изумительный и щедрый дар осенней любви. Такой была и моя бедная мама, из-за этого нелепого предрассудка ее тело преждевременно состарилось, когда оно еще могло оставаться великолепным, а ее светлый ум отчасти пришел в упадок. Когда-то я была робкой жертвой, затем агрессивной вакханкой, теперь же я заключаю в себя своего возлюбленного, словно море – смелого пловца, обхватываю его, кружу в водовороте волн, облаков и огня.

Весной 1921 года я получила от советского правительства телеграмму следующего содержания: «Только русское правительство может понять вас. Приезжайте к нам: мы создадим для вас школу».

Откуда пришло это сообщение? Из ада? Нет, но из ближайшего к нему места, которое заменяло ад для Европы, – от советского правительства, из Москвы. И, окинув взглядом свой пустой дом, лишенный Архангела, надежды и любви, я ответила: «Да, я приеду в Россию и стану учить ваших детей при условии, что вы предоставите мне студию и все необходимое для работы».

Я получила утвердительный ответ. И вот я оказалась на пароходе, направлявшемся из Лондона в Ревель, с тем чтобы оттуда добраться до Москвы.

Перед отъездом из Лондона я зашла к гадалке, которая сказала:

– Вам предстоит долгое путешествие. С вами произойдет много странного, вам предстоит пережить неприятности, вы выйдете замуж…

При слове «замуж» я оборвала ее смехом. Я, всегда выступавшая против замужества? Я никогда не выйду замуж!

Гадалка возразила:

– Поживем – увидим.

Я ехала в Россию с таким чувством, словно душа после смерти совершает свой путь в иную сферу. Мне казалось, будто я навсегда покинула все формы европейской жизни, и я действительно поверила, будто идеальное государство, о котором мечтали Платон, Карл Маркс и Ленин, каким-то волшебным образом создано на земле. Со всей энергией своего существа, разочаровавшись в своих попытках осуществить свои замыслы в Европе, я была готова вступить в идеальное государство коммунизма.

Я не взяла с собой платьев. Я представляла себе, что проведу всю оставшуюся жизнь в красной фланелевой блузе среди товарищей, так же просто одетых и исполненных братской любви.

Пароход уходил на север, а я с презрением и жалостью оглядывалась на все старые учреждения и обычаи буржуазной Европы, которые покидала. Отныне стать товарищем среди товарищей и осуществить обширный план работы с этим поколением человечества. Прощайте, неравенство, несправедливость и жестокость старого мира, сделавшие здесь мою школу невозможной.