Моя жизнь - [27]
Поиски лучшего
Очень помогли мне в этом критические замечания Владимира Григорьевича.
— Думайте над каждой деталью, — говорил он, — старайтесь ее упростить, облегчить и в то же время сделать более прочной.
Наши взгляды совпадали. Да иначе и не могло быть, так как оба мы стремились к одной цели — создать для Красной Армии надежное, легкое и эффективное оружие.
Мне показалось, что пулемет можно сделать более легким. Для этого следует облегчить тяжеловесные детали, но чтобы сохранить прочность, нужно изготовить их из качественной стали.
Я задумался и над предельным упрощением механизма; усложнявшие механизм мелкие детали стал объединять.
Итак, вместо изготовления нового бойка я взялся за изготовление новой модели пулемета. Причем точно такую же модель изготовляли мои помощники.
Для своей машины я сам обрабатывал детали, сверлил, точил, фрезеровал. Сам доводил и пригонял, сам шлифовал и шабрил рабочие поверхности механизма. Это была черная и тяжелая работа, но она увлекала меня и доставляла истинное удовольствие. Я никогда не чувствовал усталости, хотя работал, не обращая внимания на гудки и перерывы.
Жена не раз приходила за мной и уводила меня обедать. Но так как это отнимало много драгоценного времени, а я не хотел отрываться от работы, то она стала приносить мне обед.
Мне вспоминалась работа над автоматом Федорова. Тогда я тоже все детали делал сам, но по чертежам Федорова, а теперь я их создавал самостоятельно. И в этом была огромная разница. Теперь любую деталь я мог видоизменить и улучшить или из двух деталей сделать одну. Я был полным хозяином своей машины, я был изобретателем, творцом. Вместе со мной работали опытные мастера и инженеры, у которых я мог получить консультацию и помощь.
И если мы держали наше дело в секрете, то от врагов, от шпионов, а друг с другом делились всеми своими мыслями.
Работая над своим изобретением, я смело экспериментировал, не боясь, что меня выгонят за неудачу, не боясь, что мне не хватит материалов или средств. Напротив, я был спокоен и уверен в том, что наша партия и государство помогут мне и всему нашему коллективу завершить эту работу.
Эта уверенность придавала мне силу. Я работал с упоением, беззаветно отдаваясь любимому делу.
Все же работа над новой моделью пулемета продолжалась почти два года.
Зато пулемет получился во всех отношениях несравненно лучше прежнего, что сразу же отметил Владимир Григорьевич.
Я гордился тем, что мне удалось уменьшить вес новой модели. Пулемет весил восемь с половиной килограммов, то-есть был вдвое легче некоторых заграничных ручных пулеметов.
Каждый боец легко мог носить его за плечами.
Испытания пулемета показали его прочность. Теперь я уже не опасался и за боек, который был сделан из лучшей хромоникелевой стали.
Осенью, примерно в то же время, как и два года назад, меня вызвали в Москву с новой моделью пулемета.
Снова тот же знакомый полигон с потемневшими березками. Под березками две группы военных у новых пулеметов.
Нам отводят место по соседству. Земля сыровата, но мы подстилаем листы фанеры и устанавливаем пулемет.
Военные сообщили, что одновременно с нашей машиной будет испытываться новая модель, представленная Токаревым, и немецкий пулемет Драйзе.
«Токарев — соперник серьезный», — подумал я, но настроение у меня на этот раз было боевое. Я был твердо уверен в успехе.
Испытывать начали все модели одновременно. Как и в прошлый раз, я сам лег у пулемета.
Вначале стреляли по мишеням, чтоб определить меткость и рассеивание пуль.
Группа конструкторов у созданного ими оружия (среди них Федоров. Дегтярев, Шпагин и др.)
Я был на полигоне единственным штатским человеком, и, видимо, моя фигура, лежащая на фанерном листе у пулемета, мало привлекала внимание членов комиссии, они толпились у других пулеметов.
Но как только были просмотрены мишени, члены комиссии подошли ко мне — оказалось, что мой пулемет показал наименьшее рассеивание пуль и наибольшую меткость.
Началось испытание на живучесть. Пулеметы трещали неумолчно, стихая лишь на короткое время для перезарядки.
Увлекшись стрельбой и оглушенный трескотней, я не услышал команды — «поставить на охлаждение», которая раздалась после трехсот выстрелов, и продолжал стрелять.
Наблюдавший за моим пулеметом командир, очевидно, тоже не слышал команды и продолжал отмечать в своем блокноте: четыреста выстрелов, четыреста пятьдесят, пятьсот, пятьсот пятьдесят…
— Отставить! — раздалось над ухом, и чья-то рука легла мне на плечо.
Я перестал стрелять.
— На охлаждение! — крикнул военный и, обратясь к наблюдавшему за стрельбой командиру, спросил:
— Сколько? 580 выстрелов.
Опять подошли члены комиссии, осмотрели, ощупали пулемет.
— Смотрите, двойную норму отстрелял без охлаждения.
— Отлично. Посмотрим, сколько он протянет без смазки.
— А когда же полагается смазка? — спросил я командира.
— После шестисот выстрелов.
— Так мне же осталось всего двадцать.
— Точно.
— Приготовиться к стрельбе! — раздалась команда.
