Моя жена Любовь Орлова - [3]
Осталось:
1. Макет.
2. Взрывы.
3. Еще хвосты.
4. Вельбот.
5. Блокшив (в море).
6. Ялики.
7. Собрание.
Снимаем наспех, редко дублируем. Ибо солнце только урывками, в час по чайной ложке, да и то не каждый день. Сегодня второй день после Вашего отъезда приблизительно светло. Наезд носа на аппарат, кажется, будет хорош[14].
За «эскадру» нечего писать – сами увидите, что с ней можно делать. То, что там сделано, – это сверхмаксимум того, что возможно было сделать при наличии всех обстоятельств[15].
Если погода будет держаться четыре дня, мы снимем все необходимое и увидимся с Вами.
Теперь вопрос с Эдуардом[16]. Он упорно хочет уезжать 30-го, в крайнем случае, 1-го. Если солнца не будет, мы ведь ничего не снимем, а вельбот, хвосты, ялики и большие волны снять надо обязательно.
Нас интересует, будет ли что-нибудь смонтировано к нашему приезду. Эдуард уверяет, что нет! Я уверяю, что будет, должно быть. Так или иначе, в этом весь смысл (в 20-м!)[17].
Дорогой учитель, 20-е – это ХО! ХО!
20-е – это должно быть число нового триумфа, и, Сергей Михайлович, давайте, жмите, и – очень даже прошу Вас, – на монтаж и все прочее, чтобы было!
Жму руку. ХО! ХО!
Гриша.
Сергей Эйзенштейн. Григорий Александров всю жизнь называл его не иначе как своим дорогим Учителем.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ
Севастополь, 27 ноября.
Вот что, дорогой учитель, Сергей Михайлович! Бывает, знаете, порода людей «Белой кости», говенная порода. Так Котошев из породы «белых хрящей», не иначе. Шурка[18] расскажет, что и как. Сегодня они сорвали и взрыв, и макет по своей неряшливости и халтурности[19].
Я не знаю, чего я там наснимал (боюсь, конечно, страшно), но мне кажется, что все это плохо, и плохо потому, что не успеваешь подумать о каком-нибудь постановочном задании, а не только написать что-нибудь предварительно на бумажке. Во-первых, еще ни разу не снимали то, что я себе намечал. То что-нибудь не готово, то солнца нет, то кого-нибудь нет, то разрешения нет – понимаете?
Между прочим, там снята сцена: «Барский – командир корабля пробует обед»[20]. Снята она очень паршиво, причины изъясню позже, а снимал я ее потому, что не было солнца и было время, да и «юпитер» был в салоне. Думаю, что она пригодится, если уж не очень паршиво снята.
Пишите, как идет работа и успеем ли к 20-му. Эдуард все-таки намерен уезжать. Может, тогда другого оператора сюда пришлете. Гибера[21] или Славинского[22] или еще кого-нибудь. Тогда наверняка кончим. Подумайте за это.
ХО! ХО! Должно быть солнце. И не только это солнце. 20 декабря одна звезда, золотомедальная, должна стать солнцем – сильнейшим солнцем, которое, вспыхнув в Москве, должно засветить в Китае.[23]
Жму Ваши руки и желаю бодрости, отсутствия уныния и прилива любви к делу.
Ученик Гр. Александров.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ
Сценарий этот вкладываю с благодарностью и уважением в Ваш архив, ибо он мог развиться только благодаря Вам. И с Вашей помощью, и с Вашей школой.
Еще раз с любовью и уважением
Ученик Гр. Александров.
30 июня 1926 года. Чистые пруды[24].
Г. АЛЕКСАНДРОВ – М. ШТРАУХУ
28. X.26 г. Ростов-на-Дону
Максим!
Посылаю тебе письмо Иды[25], которое получил вчера вечером.
Новые тебе задания.
Если есть возможность в Тифлисе выстроить «Отрадное»[26] и осветить его – т. е. получить 2 тысячи ампер света – то мы его там будем снимать. Следовательно, наведи соответствующие справки и немедленно сообщи[27].
1. Есть ли материалы (бревна и пр.)
2. Рабочая сила
3. 2 тысячи ампер света
4. Рельеф местности
5. И на всякий случай – какая в Госкинопроме Грузии аппаратура, т. е. на сколько ампер.
Центр на эту комбинацию, кажется, пойдет охотно.
В Москве с 23-го все время идет снег.
Да!
Спасибо тебе за (неразборчиво. Что-то «артистическое». – Ю. С.), его мать! Были мы на концерте, и Эйзен спал, храпя на весь зал.
Ну, желаю всего лучшего – еби, пока нас нет. И смотри, имей меня в виду на заграничные вещи.
Привет.Гр. Александров.
М. ШТРАУХ – Г. АЛЕКСАНДРОВУ
баку, 19.XII.26 г., вторник
9 часов вечера
Обнародовать во время обеда между вторым и компотом. Читать с большим подъемом[28].
«ДОРОГИЕ МУГАНЦЫ!
Уезжая завтра из столицы Азербайджана, я не в силах смолчать и дрожащей рукой пишу вам под звуки оркестра, который доносится из “Зверинца”.
Сначала о дороге. Я никогда не забуду этой быстрой захватывающей езды! Я не сомневаюсь, что кони, на которых мы ехали, участвовали на Дерби и на бегах еще в 1881 году. Выехав, как известно, из (неразб.), я прибыл в Аджикабуме уже в 4 часа утра. Ах, как мы летели! Ну, об этом я не буду говорить. Точка!
В дороге мы питались прекрасно. Помимо нравственного удовлетворения от одной мысли о том, что у нас на столе в тот день были гуси, я на стоянках щипал растущий по пути хлопок и жевал его. Кстати о хлопке:
Как не взять его себе на память о Мугани! В Агрибаде я набил полные карманы нерасцветшими коробочками, и, о чудо! В Аджикабуме хлопок в моих брюках распустился пышным цветом от стоявшей в карманах жары.
Но об этом я тоже не буду говорить, точка!
Так мы проехали Александровку и Зубовку. В Александровке мне крестьяне жаловались, что на хлопкоочистительных заводах их обвешивают. Я их внимательно выслушал и обещал в Центре (ну, во ВЦИКе, что ли) поставить об этом вопрос. А Зубовка? Там чуть не погибла моя молодая жизнь в волнах Куры. Ибо когда я переходил пешком с вещами мост, меня хотел подстрелить часовой, приняв за контрабандиста. На паром мы, конечно, опоздали, и, бросив нашу кибитку, наняли другую подводу. Но и об этом я тоже не буду говорить, точка!
