Моя Ж в искусстве - [33]

Первой сломалась теща — упустила борщ на кухне за криком, потом дочь отступила к телефону. Она считала каждый телефонный звонок судьбоносным: вдруг позвонят, а она пропустит миг удачи?

Жена сдалась после неуместного вопроса, что есть такого у этой малолетки, чего нет у нее.

Спросила и поняла сама, что ответ она видит давно, глядя на себя в зеркало: все вроде на месте — вес, рост, на улице вечером со спины подростки гадости говорят, но что-то уходит, глазу невидное, и спрашивать об этом мужа глупо — что он скажет, если сам такой?

К вечеру затихло все в доме, все разошлись по своим углам. Сергеев похмелился, борщом закусил маминым (тещиным) и повеселел, стал диктофоном играть — слушать разговор с другом тверским, голосом своим наслушаться не мог, да и песня в его исполнении уже не казалась противной: все-таки с похмелья жизнь обретает иной смысл.

Решил для примирения жене игрушку свою показать — отвлечь от мыслей горьких. Зашел, включил диктофон и слушает, как с другом шутит, увлекся, а потом вспомнил, что там слова есть про его поездку в Тверь с девушкой нехорошей. Стал выключать, да в кнопках запутался — так и услышала жена про план его дьявольский, посмотрела она на него, дурака сивого, и слова не сказала — ну что с дурака возьмешь!

Сергеев из комнаты бочком вышел, проклиная технический прогресс — ну зачем поперся: говорили в армии — учи матчасть! Жаль, не усвоил.

Вспомнил время золотое: едешь в трамвае в юности, девушке номерок телефона напишешь на стекле морозном или летнем пыльном, она, если смышленая, запомнит и позвонит. Дождь летний или солнце морозное сотрет номер твой природной силой, и никто на память твою не нажмет, и не высветится твое прошлое, потому что оно твое и только твое.

Член ПРП С 1949 года (Партия российских пилоток)

Сергеев с детства сторонился общественных организаций, брезговал.

Он считал, что люди объединяются всегда только для того, чтобы кого-то поиметь или убить.

Тяга к коллективу испарилась у Сергеева в утробе матери — там он был не один, на его шее все девять месяцев сидел его брат-близнец. При выходе на свет божий братец подсуетился первым, чуть не сгубив Сергеева 20-й минутной задержкой без свежего воздуха.

Первое слово, пришедшее ему в голову в тот момент, было «пиздец».

Потом он долго не говорил, а когда начал, то его и произнес. Мама удивлялась и даже показывала его соседу — лингвисту, который в результате этого наблюдения почти сделал открытие, о чем написал статью «Мат как средство утробных коммуникаций».

В октябрятском возрасте Сергеев разочаровался в демократии: его не выбрали командиром звездочки, предложив жалкую должность санитара. С тех пор он не выбирал и не хотел быть избранным.

Первую любовь Сергеев потерял в три года на даче детского сада — он всем сердцем отдался страсти к Вале Куликовой, которой на прогулке вставил земляничку в место, которое является эмблемой ПРП, но соратник по младшей группе Мартынов съел ягодку своим жадным ртом и даже не подавился. Куликова безмолвствовала.

Сергеев понял тогда, что он третий лишний — так он научился считать.

Тяга к тому месту не пропала, после Куликовой была Леонова в четвертом классе. В пионерском лагере он во время фильма «Адмирал Ушаков» взял ее за руку в темном зале и просидел, закрыв глаза, сжимая в своей потной ладошке ее драгоценное сокровище. Леонова руку не вырывала, но фильм все-таки смотрела — она была дисциплинирована и входила в совет пионерской дружины.

После сеанса слепящий свет вечернего солнца отрезвил Леонову, и она ушла на линейку. Сергеев понимал, что между ними Иордан: он простой пионер и, кроме грамоты за третье место в турнире по шашкам, предъявить ничего не может.

Так закончилось его счастливое детство. От него остались две безобразные ямки на предплечье — результат прививки от оспы и два шрама на сердце от несчастной любви (привет будущим инфарктам).

До 14 лет он взял перерыв и читал — практических занятий не было, но женщины в его жизни присутствовали: Пышка Ги де Мопассана, солистка «АББА» (белая), актриса Софи Лорен и Зоя Самоварова с третьего этажа — мечта всего проезда Шокальского.

Расстегнув лифчик девушке своей мечты в походе по местам жизни и смерти пионеров-героев, он бросил школу, понимая, что алгеброй с геометрией отношения с женщиной не построишь, и поступил на металлический завод — ковать характер.

Пролетарская юность длилась недолго: обучаясь работе на шлифовальном станке, Сергеев, увлекшись мечтами об исполнительном органе женской власти, забыл о режимах металлообработки, и шлифовальный круг, разорвавшись, пролетел мимо его головы, выбил два кирпича из стены и попутно мысли о том, что рабочие органы машин требуют не меньшего уважения, чем половые.

Девушка, ради которой он бросил школу, кроме лифчика, ничего не расстегнула, работа на заводе потеряла смысл, и Сергеев понял, что руками он не достигнет золотого сечения (см. «Квадрат древних» Леонардо да Винчи), и пошел в институт, где надеялся овладеть языком убеждения.

В пединституте имени Ленина преподаватель кафедры истории зарубежной литературы, не особенно напрягаясь, показала Сергееву в общежитии для аспирантов и форму, и содержание его детской мечты. Было больно и не очень приятно, но старт был дан, Сергеев начал свой марафон, не зная, где финиш.