Моя Ж в искусстве - [28]

— Ты на работе, сынок, давай встречай гостей, — сказал он, показывая на публику, собирающуюся на розыгрыш лотереи, где их ждала машина, которую всегда выигрывает родственник акционеров.

После цитаты из романа о Наполеоне фотограф, нанятый казино для снимков в галерею почетных гостей, спросил его о его жене, с которой он не жил уже лет сорок. Выступление завершилось, и началась лотерея. Ведущий, как попугай, выкрикивал номера билетов, выигравших призы, люди выходили, им хлопали, а писатель, узнав, что там десятки тысяч, загрустил окончательно — собственный гонорар показался ему жалким, и он почувствовал себя маленьким на фоне этого блеска и гибельного веселья.

Старый друг поблагодарил, предложил поужинать и выпить коньяку за 2 тысячи бокал, но писатель пить не стал, проклиная себя за неумение отказывать, за стыд, который он испытал.

Он вернулся домой, налил себе водки, выпил, закусил «Докторской» колбасой с майонезом, потом выпил еще и пошел спать. Во сне к нему пришли Сталин, Наполеон и Бисмарк и смотрели на своего автора жестко и безжалостно, в их глазах он читал немой укор.

Он терпеть не стал, пробормотал:

— Идите на хер, тираны! — повернулся на бок и захрапел.

Презентация как форма существования

Новый быт российского человека в девяностые годы пополнился новым видом досуга. В различных местах стали накрывать столы с икрой, осетрами и выпивкой и собирать всех, по принципу «Жук и Жаба», а также знаменитостей и кормить всех до отвала, дарить подарки, и все это на халяву. Ходили все, а желали попасть все остальные, кого не звали, а так хотелось. Появилась специальная группа людей, это был мощный отряд отчаянных людей, со своей разведкой и группой выработки легенд проникновения, эти люди легендировали себя под артистов, журналистов, официантов, ярким примером и гордостью была военная форма с трубой в чехле от контрабаса, в который входило до полутонны еды и выпивки. Они заходили, быстро определяли самые сочные куски на столах и начинали работать тремя группами — группа алкогольных напитков и холодных закусок, подразделение горячих блюд и десерта. Я видел сам, как один из них выпрыгнул на блюдо с осетром с кошачьей грацией Мэйджика Джонсона и забил двумя руками в свою сумку осетра, которого нес двухметровый официант.

Особенно ярким и колоритным из них был мастер жанра по кличке Орел из Риги, он работал один, без прикрытия, специализировался на приемах со спортивным уклоном. Его фишка была в том, что он ходил с теннисной сумкой, украденной из раздевалки у самого Макинроя на Кубке Кремля, с торчащими чехлами ракеток и имел абсолютный рекорд по упаковке деликатесов и алкоголя на скорость и качество. В те же секунды он пулей залетал в VIP-зал под предлогом проверки качества анчоусов и добавлял в сумку мелкие сувениры от генерального спонсора (Гермес, Дюпон), говно он не брал, а цветочную композицию для девчонки с филфака, которую нежно любил, добавлял из любви к искусству фитодизайна. Его все знали в лицо, и тогда он стал пользоваться париками и скульптурным гримом с помощью пьяницы-гримера, у которого он снимал комнату на Рябиновой улице. Его фантазии не было края, у него на руках были десятки удостоверений разных фондов и правительственных организаций, представительств несуществующих государств, но особенно он гордился своим ноу-хау — удостоверением в шкуре горного оленя с единственной надписью «Проход всюду», с орлом, триколором, цветной фотографией его в военной форме генералиссимуса, с собственной подписью, разрешающей себе самому все. Потом он стал ходить везде со своей девушкой, знакомить ее со всеми знаменитостями, его знали, он уже бурчал, если не было «Блю Лейбла», а пить «Джек Дэниелс» было ему уже западло. Его пригласили в корпорацию по связям с общественностью, он теперь звезда светской хроники.

Светлый мальчик (Памяти Игоря Юнга посвящается)

В шоу-бизнесе занято много людей, очень мало звезд, еще меньше людей, моральный авторитет которых бесспорен.

На сцене стоит звезда в лучах славы, но люди, сделавшие ее, всегда в тени. Их тысячи, их тьмы и тьмы, они редко получают овации и премии, но роль их огромна.

Игорь Юнг — художник по свету, ушедший от нас на переломе двух веков (в 2000 году), был таким. Он был Моцартом в своем деле, где не видно ремесла и пота. Он сам излучал свет, и приборы здесь ни при чем.

Высокий, красивый парень, всегда в черной футболке и джинсах, с улыбкой, равной всему «Мосфильму» с Голливудом, он любил всех, и все любили его.

Все, кто не знает его, представьте молодого, неразъевшегося Стивена Сигала, смеющегося, с неизменным хвостом, огромного, рукастого и бесконечно нежного человека.

Он был наивен и абсолютно непрактичен, не мог сказать на белое — черное, не мог сказать, если на сцене и в жизни что-то не так, что это гениально и здорово. Сколько раз он терял работу из-за своего честного взгляда на то, что делали заслуженные или народные…

Его частная жизнь всегда была в тумане: где он жил, на что — мало кто знал. Он стеснялся назвать свой гонорар, не рвал зубами свой кусок, к своему детдомовскому сиротскому детству относился с иронией — к нему там ничего не пристало, хотя, по обрывкам слов о прошлом, там было несладко.