Моя война - [21]

Поднялся и медленно, виновато пошел к себе. Оказывается, солдаты меня искали. Но потом, решив, что я заночевал у какой-то женщины, перестали волноваться и искать. Меня простили. До­ложили, что никаких ЧП не произошло, и начался обыкновенный рабочий день, воинские будни, окра­шенные радостью победы, радостью ощущения, что больше не повторятся черные дни под названием «вой­на».

В августе 1945 года наша часть, как и многие дру­гие, ушла из Румынии. Ушли домой, в Советский Союз. Шли пешим ходом. Дошли до железнодорожной стан­ции Снегирево. Здесь нас посадили в вагоны. Узнал, что мы будем продолжать службу в городе Симферо­поле. Подал рапорт на краткосрочный отпуск. Просьбу удовлетворили. Домой в Запорожье доехал на пере­кладных. Появился неожиданно. Радость встречи была омрачена известием, что папа в тюрьме. Он не мог устроиться на работу и, чтобы купить для семьи хлеб, вышел на рынок, где пытался продать несколько кату­шек ниток. На его «счастье» на рынке в этот день была облава на спекулянтов. И папу задержали. Судили как спекулянта и назначили ему наказание в виде восьми лет лишения свободы. В дни моего отпуска папино дело должно было слушаться в областном суде, по его кассационной жалобе. Я пошел на прием к заместите­лю председателя областного суда по уголовным делам Андрею Киму. Он внимательно выслушал меня. Я объяснил обстановку в семье; четверо детей, больная мать. Сказал, что мне предстоит еще продолжать служ­бу. А столь строгое наказание отца - плохие для этого условия. Пришел к нему с наградами на груди.

Через пару дней я явился в суд и присутствовал при слушанье дела. Мне даже разрешили выступить. Я тогда был еще не в состоянии оспаривать состав пре­ступления в действиях отца. Не знал я материалов дела, не имел необходимых для этого правовых знаний. По­этому просил лишь о смягчении наказания. И моя просьба была удовлетворена: вместо восьми лет ли­шения свободы папе определили наказание в виде од­ного года исправительных работ. При этом снижение наказания обосновали тем, что папа воспитал сына - защитника Родины, - награжденного двумя орденами Славы. Еле дождался, пока выдали копию определе­ния областного суда. Буквально бегом отнес его в тюрь­му. И через несколько долгих минут я увидел выходя­щего из ворот тюрьмы отца. Подбежал к нему. Обнял, расцеловал и, счастливый, отвел его домой. Дома был праздник!

Прошло много лет. Я уже работал адвокатом. Оз­накомился подробно с делом отца. Написал жалобу, в которой утверждал, что в действиях отца нет состава преступления - спекуляции. С моей жалобой согласи­лись.

Но это было потом. А сейчас мой отпуск закон­чился, и через несколько дней я уехал в Симферополь, чтобы продолжить службу.

Демобилизовался из рядов Советской Армии 30 ноября 1945 года как студент ВУЗа.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Итак, цель достигнута. Все, что сохранила память о том далеком, но по-прежнему страшном времени, я записал. О событиях дальнейшей жизни, весьма ин­тересной, сейчас писать не буду. Но хочется поделиться еще некоторыми соображениями.

Прежде всего, необходимо хотя бы вкратце пре­дупредить вопрос о том, почему раньше не писал о пережитом. В первые же дни жизни дома я мечтал вер­нуть свое настоящее имя. Обратился в паспортный стол. На приеме у начальника паспортного стола вкрат­це рассказал историю с изменением своего имени. Рассказал правду. Просил выдать паспорт, в котором указать мое имя - Арон. В ответ услышал: «Это мож­но будет сделать только с разрешения Комитета госу­дарственной безопасности...».

Вместо паспорта мне выдали временную справку, в которой мое имя было записано - Андрей. Через пару месяцев пригласили в паспортный стол и заявили, что просьбу мою не удов­летворили. Причина отказа объяснена не была.

Вновь вспомнил обещание работника СМЕРШа проверять меня всю мою жизнь. Получил паспорт на основании красноармейской книжки, где мое имя значилось - Андрей.

Позже умные люди предупредили меня, чтобы я не смел отказываться от нового имени. Чтобы нигде и никогда не оглашал такие вехи своей жизни, как на­хождение в окружении и в штрафной роте.

Я послушал мудрого совета. Но тревога никогда не покидала меня. Сам себя лишил возможности вы­езжать за границу на отдых. Просто боялся проверки. И получилось, что в мирное время на протяжении всей своей жизни до отъезда в Израиль надо мной, как да­моклов меч, всегда были занесены годы войны и все то, что было пережито.

Помню, однажды (я уже работал) меня пригласи­ли на «беседу» представители КГБ и предложили «со­трудничать». Я отказался. Тогда же был мягко «пре­дупрежден»: «Подумайте хорошо. Мы о Вас все зна­ем...». Вот так и жил под тяжестью такого предупреж­дения... Это заставило меня уничтожить все, что было связанно со скрытыми фактами: мои письма к родите­лям, дневники, связь с однополчанами. Я был лишен возможности вспоминать правду и тем более о ней говорить...

Но годы летят. Пришли новые времена, новая жизнь. Стало возможным вспоминать правду и ее не бояться. Появилась реальная возможность осуще­ствить желаемое.

Второе. Как можно было пережить все то, что про­изошло со мной? Трудный вопрос. Не знаю, найду ли правильный ответ. Говорят, удача, везение... Наверное.