Моя судьба - [20]

«Зачем?», — спросил Феррари. «Тогда поеду за McLaren».

Он очень удивился. Почему я хочу уйти в McLaren? Потому что я получил от них предложение, и осталось только сказать «да». В этом не было ни слова правды, но я мгновенно решился на этот блеф. Имя McLaren я назвал потому, что вместе с Ferrari это была лучшая команда того времени.

Меня выставили из комнаты, спешно вызвали нескольких человек и начался большой совет. Потом меня снова впустили: я остаюсь гонщиком, но первым номером будет Ройтеманн. Это была чепуха, ведь мы так или иначе будем иметь одинаковую технику. Кто станет первым или вторым номером, выяснилось бы автоматически, так что насчет господина Ройтеманна я не беспокоился.

Внутренне на тот момент я с Ferrari уже порвал — и с шефом, и с большинством его прихлебателей.

1977-й был тяжелый год. Сначала мне пришлось победить Ройтеманна, снова отвоевать себе лидерство в команде. К третьей гонке, в Южной Африке, я этого более или менее достиг и смог снова употребить все силы на техническое развитие. Но Ferrari уже больше не были самыми быстрыми машинами, за весь сезон у нас было только два поула. Главными соперниками стали Хант (McLaren), Андретти (Lotus) и Шектер (Wolf).

Подобно злому слону, я постоянно помнил о нарушенном доверии, и уход из Ferrari стал бы для меня освобождением. В Зандвоорте, тринадцатом из семнадцати этапов сезона, все было решено: я подписал контракт с Берни Экклстоуном и Brabham. Это событие должно было храниться в строжайшей тайне, иначе я бы поставил в Ferrari под угрозу свои отличные шансы на титул. И снова Коммендаторе был жаден и хотел заключить со мной договор как можно раньше, так что мне приходилось постоянно выдумывать какие-то глупые отговорки, чтобы избежать переговоров.

Я был счастлив, что мой уход станет для Энцо Феррари ужасной пощечиной, и говорил себе тогда, что он сам это заслужил. Сегодня я смотрю на это немного по-другому, это была неравная борьба. Я был молод и силен, мог сам принимать все решения, а ему было 78 лет, вокруг корыстные советники, он получал информацию из вторых или третьих рук. Но тогда моя ярость заслоняла все, и я не дал ему шанса. Мне доставило наслаждение спокойно отклонить самое открытое и щедрое предложение, которое он, без сомнения, когда-либо делал гонщику — и до и после меня. Без комментариев и объяснений. Мне просто надоело и это все. Конец.

Я был счастлив, когда ушел.

Как только я стал новым чемпионом мира, то не желал больше выносить эту до смешного напряженную атмосферу и отказался от старта в Канаде и Японии. Как бы то ни было, я уступил место достойному наследнику: Жилю Вильневу.

Для Энцо Феррари это стало действительно тяжелым ударом, и потом он очень нелестно обо мне отзывался.

Что касается меня, то эта глава закончилась, моя злость улеглась, и остался тот факт, что Энцо Феррари сделал возможным мое первое появление в команде-лидере. Остались 15 побед, 12 вторых и 5 третьих мест. Остались 23 поула, 5301 лидирующих километров в Формуле 1. Остались 248 очков и два чемпионских титула, осталась большая любовь к Италии и многому из того, что можно назвать итальянским.

Когда Энцо Феррари прислал мне телеграмму с поздравлениями по поводу рождения моего сына Лукаса, я смог предположить что и он изменил свое отношение ко мне подобным образом. Через какое-то время уважение к этому гиганту и его историческим достижениям пересилило все остальные чувства.

Через шесть лет после моего ухода время пришло. По чистой случайности, во время одного из его редких выездов. Он как раз собирался выехать из паддока на своей Lancia во время каких-то тестов в Имоле, когда внезапно перед ним оказался я. Он вышел и обнял меня, как блудного сына. Он спросил, как дела у Марлен и детей и выглядел, как добродушный и ласковый господин 84-х лет от роду.

Сегодня у меня даже есть дорожная Ferrari, я становлюсь по-настоящему сентиментальным. В свое время у меня была служебная машина, но она действовала мне на нервы, я почти ей не пользовался и потом просто где-то бросил, чтобы ее забрали. Теперь же у меня есть одна из 217 существующих во всем мире GTO, и впервые в жизни у меня появилось желание сохранить эту машину до конца своих дней.

Глава 6 Brabham

Переход в английскую команду пошел мне на пользу. Берни Экклстоун и конструктор Гордон Марри вели себя свободно, во всяком случае, гораздо свободнее, чем мог вести себя любой человек из Ferrari. Не было ни этого чудовищного принуждения к успеху, ни давления прессы. Все было более нормальным, менее раздутым, и более непосредственным. Гордон Марри был техническим специалистом, который здоровался утром и приступал к работе без высоких речей, без театральности.

Все было бы просто великолепно, имей бы мы другой мотор. 12-цилиндровик Alfa не принес нам ничего, с ним вечно были проблемы и кризисы. Мы часто не добирались до финиша из-за того, что отрывались какие-то маслопроводы, либо происходили еще какие-то глупости. Большим «театром» было и противостояние между техническим специалистом Alfa Карло Кити и нашим Гордоном Марри. Я был пару раз в Милане с визитом к Кити и был поражен собаками в количестве примерно сорока штук, бегающими по цехам. Кити заботился о каждой собаке в Милане и окрестностях, он кормил их и обеспечивал ветеринарную помощь. Этой большой любви, видимо, не хватало для моторов, производившихся посредине собачьего хаоса. По-моему, ничего хорошего из этого получиться не могло.