Моя страна - прежде всего! - [32]

— Так точно, мой фюрер! — непроизвольно Гюнтер снова вытянулся.

Несколько секунд Гитлер пронзительно смотрел на него, а потом спокойным голосом спросил:

— Насколько я понимаю, это вооружение будет возможно к применению уже в ближайшее время?

Гюнтер заколебался и осторожно ответил:

— Не раньше чем через несколько месяцев, мой фюрер…  дело в том, что даже переделка того вооружения и техники которое уже есть, потребует времени. А про те системы, которые ещё даже не существуют…  словом, там потребуется гораздо больше времени. Конечно, было бы идеальным разработать и построить танки, артиллерию и авиацию как в том будущем, в которое я попал, но…  они настолько совершенны и технологичны, что наши заводы и инженеры никак не смогут сделать это ещё много лет…  Простите, мой фюрер…  К тому же, я не большой знаток военной техники будущего и не смог бы объяснить нашим конструкторам как именно работает такая боевая техника. Только внешний вид, калибры орудий и некоторые другие детали. А в остальном, увы…  — он виновато развёл руками.

— Понимаю…  — проронил Гитлер. — Я обдумаю это предложение и сообщу вам о своём решении, унтерштурмфюрер. А пока приказываю вам кратко изложить ваши сведения по этому вопросу письменно и с рисунками. Думаю, излишне напоминать о секретности этих сведений? Как только будете готовы, передайте эту записку через моего адъютанта. От этого будет зависеть моё решение о вашей просьбе. Вам всё понятно, унтерштурмфюрер? Можете идти.

— Яволь! — Гюнтер развернулся через плечо и чётким шагом вышел из кабинета фюрера, пройдя в предусмотрительно открытую Гюнше, дверь. Слегка дрожащей рукой он забрал у адъютанта фюрера своё оружие и зайдя за угол, остановился, бессильно привалившись к стене. Расстегнул китель у ворота и провёл потной рукой по лицу.

«Это было нелегко…  Под таким взглядом очень трудно врать…  Неудивительно, что Гитлер стал вождём, обладая такой харизмой и аурой силы он легко подчиняет и заставляет верить себе даже если логика вещей против»..

Наскоро приведя себя в порядок в туалете, он направился на пост, где его снова подозвал командир, гауптштурмфюрер Майер.

— Что-то вы бледны, Гюнтер…  Крепко досталось от фюрера? — похоже, он был в хорошем настроении и поэтому улыбался.

— Вы правы, гауптштурмфюрер…  — он усмехнулся. — До сих пор в себя не могу прийти.

— Без чинов, Гюнтер! Так что случилось? В чём причина вызова? — допытывался Майер.

— Извините, Людвиг, но я не могу вам сказать, фюрер запретил…  — виновато улыбаясь, ответил Гюнтер.

— Что ж, секретность, я понимаю…  Хорошо, продолжайте нести службу, унтерштурмфюрер! — снова перешёл на уставное обращение Майер.

— Яволь, гауптштурмфюрер! — вытянулся Гюнтер и вернулся на пост.

«Интересно, что теперь будет? Поверит Гитлер или отбросит мою информацию не колеблясь, приняв её за бред свихнувшегося? Время покажет…  Кстати, вот бы узнать, что с Алексом? Жив ли вообще?» — подумал он.

Глава 6

Берлин. Советское посольство. 8 апреля 1940 года. Александр Самсонов (Дитрих Краузе)

— Вставайте, герр Краузе! Вставайте же!

Незнакомый голос проник ему в голову как назойливое гудение шмеля прямо над ухом. Он попробовал сначала отмахнуться от него рукой но это не помогло, наоборот, голос словно приблизился и усилил своё звучание.

— Герр Краузе! Да вставайте, наконец!

После неудачной попытки спрятать голову под одеялом, его схватили за плечо и развернули на спину. Мысленно простонав, Саша с трудом открыл глаза.

Над ним навис Мережков. Он внимательным взглядом смотрел Александру в глаза. На этот раз улыбки у него на лице не было и в помине. Да и вообще, он выглядел встревоженным.

— Что случилось, товарищ Мережков? — сонно пробормотал Саша, всё ещё не полностью проснувшись. Он протёр руками глаза, так и норовившие снова сомкнуться и погрузить его в уютные объятия сна. Собрав силы, он откинул тёплое одеяло и сел на постели. Посмотрев в окно, Александр почувствовал, что идея спать дальше лишь укрепилась в нём. На улице лил дождь, монотонно и успокаивающе. Помотав головой чтобы отбросить сонное настроение, он перевёл взгляд на своего…  хм, соотечественника по духу? Сейчас-то он немец, но в душе русский, так что, в каком-то смысле, он имеет право считать так.

— У вас проблемы, герр Краузе. Точнее, уже у нас…  — поправился Мережков. Его серьёзное настроение, наконец, передалось Александру и, он сосредоточился.

— Берлинская полиция требует вашей выдачи. До нападения на охрану посольства вы сбежали из вашей больницы Шарите, это мы знаем, причём нанесли физические повреждения персоналу и причинили материальный ущерб. Возможно, скоро подключится и ваш МИД…  Предъявит ноту протеста…  или ещё что…  Мы сейчас с вашим фюрером дружим и нам крайне нежелателен этот инцидент с вами. Может разразится дипломатический скандал и НКИД очень недоволен. Думаю, Москва примет решение выдать вас, ведь дело-то, по мнению немцев, насквозь криминальное. Такие вот дела…  — развёл руки в стороны сотрудник советского посольства.

— Чёрт, что же делать-то? — растерянно проговорил Александр. Такое развитие событий он, почему-то, упустил из виду, скорее всего, из-за спешки в принятии решений и незнании дипломатических тонкостей. В его плане всё было хорошо: он пробирается в посольство и всё, безопасность. Немцы его не достанут, а свои примут с распростёртыми объятиями, едва узнав такую важную информацию и угрозу для товарища Сталина. Боже, какая наивность! Как можно было забыть такие важные вещи, как пакт Молотова-Риббентропа, тесная дружба после раздела Польши и совместный парад в Бресте? А свои криминальные подвиги, которые он совершил? Да, это было сделано вынужденно, но кого такое волнует кроме него? Неудивительно, что немцы в ярости и выкатили претензию посольству. Теперь это понятно, но что ему-то делать? Если соотечественники его выдадут, то сначала он попадёт в тюрьму, а потом, может, и в концлагерь…  А уж если его «друг» Гюнтер подсуетится, то его домом надолго станет пыточная в гестапо. Выжмут из него всё что захотят и пристрелят…  или повесят…  на рояльных струнах, как заговорщиков 20 июля.