Моя снежная мечта, или Как стать победительницей - [58]

А когда стемнело, ей посчастливилось видеть работу настоящего мастера. Он пришел на полигон в черной маске, закрывающей лицо, поздоровался с Беркутом под восхищенный шепот офицеров. Выключили прожекторы, снайпер надел прибор ночного видения и начал с нечеловеческой скоростью поражать движущиеся мишени. На черном фоне, тут и там, можно было увидеть разрезающие темноту светлые линии трассирующих пуль.

Зрелище было незабываемое, и уже по пути домой Наташа только об этом и говорила. А у Беркута уже был заготовлен новый сюрприз. Улыбнувшись, он спросил:

– Как тебе тот дядька? Ну последний снайпер?

– Это… не знаю, это какой-то бог, – ответила Наташа. – А кто это? Неужели ты его знаешь?

– Это легендарная личность. Великий снайпер по прозвищу Индеец. Никто не знает, как его зовут на самом деле. Он воевал везде, во всех горячих точках. А сейчас – военный пенсионер. Работает у моего дяди.

– Кем? – только и спросила Наташа.

– Начальником службы безопасности. И он готов тебя потренировать, если ты хочешь, конечно.

– Конечно! – прошептала Наташа.

– Ну что ж, тогда жди моего звонка, – ответил Беркут.

Индейцу было лет шестьдесят, как и Егору Ивановичу, и в чем-то он был похож на Наташиного приемного отца: такой же молчаливый, уверенный, сильный, знающий и готовый делиться своими знаниями.

Несмотря на прозвище, он был похож не на индейца (такое прозвище скорее подошло бы Тобурокову), а на князя викингов или шерифа времен Дикого Запада. У него были длинные волосы ослепительно-белого света, такие же усы, спускающиеся ниже подбородка, аккуратная бородка и ледяные выцветшие серые глаза. Говорил он мало, предпочитая объясняться жестами, к которым Наташа быстро привыкла.

Индеец сам признавался, что после многих контузий и травм в военных конфликтах он жил словно в другом мире, а здесь только отбывал трудовую повинность, и поэтому часто замирал, глядя в одну точку с отрешенной улыбкой, а потом говорил: тут плохо, в этом мире, там – хорошо. После таких путешествий он был более разговорчив.

– Великими спортсменами стали только те, для кого спорт – это единственный шанс выжить. Для кого это – война, а проигрыш означает смерть.

Зима, снег – это смерть. Люби их. На лыжне надо умирать и рождаться.

Когда выходишь на старт, будь готова убить их. Всех. И наслаждайся этим. Это война, и законы у нее простые: убивай или умри. Победи или проиграй.

Тренировки у Индейца были тяжелыми. Такой усталости Наташа не испытывала уже давно. Он был суров, беспощаден и жесток. Не прощал ошибки и замечал малейшие оплошности. Любую стойку, подход и каждое движение заставлял переделывать сотни раз.

Он замечал все. Как Наташа дышит, как нажимает на спусковой крючок и как шнурует ботинки. Весь это педантизм убивал энтузиазм молодой спортсменки. В какой-то момент она не выдержала и пожаловалась Беркуту. Парень пообещал поговорить со снайпером. Через пару-тройку занятий инструктор сказал, что со следующей тренировки он начинает ее тренировать по-другому, из чего Наташа сделала вывод, что разговор состоялся.

Когда Наташа приехала на поляну, Индеец уже был там, что уже отличалось от предыдущих занятий. После стандартной разминки был объявлен небольшой перерыв, и Индеец завел речь о стилях стрельбы и о том, что ключ к победе не в технике прицеливания, момента, когда ты спускаешь курок и правильности дыхания, а в отношении к самому процессу.

По словам Индейца, Наташа сейчас охотилась на мишень. Выслеживала ее, и это не подводило ее к тому моменту, после которого победа точно у нее в кармане. Индеец объяснял, что надо относиться к мишени как к еще одному шагу к победе, а не как к окончательной точке в поединке, после которой можно расслабиться. Это была стратегия войны и воинов. И такой стиль мышления и действий переместит Наташу в победители на соревнованиях. Если, конечно, она примет этот совет к действию.

– Стреляй не пулей. А разумом. Оком. Сердцем.

Девушка была одержимой ученицей. Она схватывала советы Индейца на лету и все чаще видела уголком глаза невыразительную улыбку на лице старого снайпера.

Глава сороковая

– Наталья, ау! Не спи, замерзнешь! – Гвоздев окликнул девушку, замедлившую ход на третьем круге пробежки.

Был конец ноября, Виталий и его подопечные по-детски радовались первому пушистому, яркому снегу. После слякотной осени смотреть на преобразившийся и разом посветлевший город было радостью. Хотя, конечно, куда большую радость вызывала возможность снова встать на обычные лыжи, почувствовать под собой мягкий снег, а не надоевший асфальт.

Наташа радовалась перед тренировкой, а сейчас, похоже, просто замечталась или засмотрелась на снег. Отличать ее задумчивость от болезненной погруженности в себя Виталий научился уже давно. Хотя по-настоящему предугадать, что вызовет у Натальи волну мучительных переживаний, было невозможно. Новые лыжи, цветом походившие на те самые, десять лет назад, или запах прелых листьев в парке при институте, или хруст снега – что угодно. Можно было только предчувствовать, сопереживать и понимать. И сегодня Виталий слегка опасался. Но все обошлось.

– Не замерзну! Сибиряки не замерзают, а вот вы – московские неженки – вполне можете. – Наташа рассмеялась и помчалась дальше. Виталий с улыбкой посмотрел ей вслед и усмехнулся своим мыслям.