Моя сестра живет на каминной полке - [8]

Шрифт
Интервал

– Осталось пять минут, – объявила миссис Фармер, прихлебывая кофе и поглядывая на часы. – Каждый должен написать две страницы, а некоторые сумеют одолеть и все три.

Какой-то мальчик поднял голову. Миссис Фармер подмигнула ему. Тот напыжился как индюк, потом нагнулся, только что носом не водил по столу, и принялся строчить с бешеной скоростью. Тысячи слов про замечательные каникулы вылетали из-под его ручки.

– Осталось три минуты.

А моя ручка как прилипла к началу второй страницы, так семь минут и не двигалась с места, даже какая-то каляка под ней образовалась.

– Выдумай что-нибудь.

Эти слова прозвучали так тихо, я даже решил, что мне послышалось. Посмотрел на Сунью, глаза у нее искрились, как речка на солнце. Темнокарие, почти черные глаза. На голове у нее был белый платок, который закрывал абсолютно все волосы. Только у щеки выбивался один волосок – черный, прямой и блестящий, как лакричная нитка. Она была левшой, и, когда писала, на запястье у нее позвякивали шесть браслетов.

– Выдумай, – повторила она и улыбнулась. На фоне смуглой кожи ее зубы казались очень белыми.

Я не знал, как быть. Мусульмане убили мою сестру, но мне же не нужны неприятности в первый школьный день. Я закатил глаза – мол, что за ерунда этот ее совет, – но тут миссис Фармер воскликнула:

– Две минуты осталось!

И я бросился писать как сумасшедший про «американские горки», и про походы на пляж, и про крабов в соленых лужицах под скалами. Написал, как мама хохотала до упаду, когда чайка хотела утащить у нее рыбу с картошкой, и как папа построил мне громадный замок из песка. Я написал, что замок был такой огромный, что вся наша семья могла в нем поместиться, но это походило на вранье, поэтому последнее предложение я зачеркнул. Еще написал, что Джас обгорела на солнце, а Роза – нет. На этих словах я на одну секундочку замешкался. Все остальное тоже неправда, но это уж самое большое вранье.

– Осталось шестьдесят секунд! – рявкнула миссис Фармер.

Моя ручка сама собой заскакала по странице. Я и оглянуться не успел, как накатал целый абзац про Розу.

– Время! – Миссис Фармер пристукнула ладонью по столу. – Кто хочет рассказать классу о своих каникулах?

Сунья вскинула руку, и браслеты звякнули, как колокольчики на дверях магазина. Миссис Фармер указала на нее, потом на мальчишку с надутым лицом, еще на двух девочек и на меня, хотя я и не думал поднимать руку. Я хотел сказать: «Спасибо, нет», но слова застряли где-то в горле. Я все сидел, и тогда она сердито прикрикнула:

– Выходи же, Джеймс!

Ну, я встал и поплелся к доске. Ботинки вдруг стали тяжелыми-претяжелыми. Кто-то показал пальцем на пятно у меня на «паучьей» футболке. Шоколадные шарики превращают простое молоко в шоколадное; пить вкусно, но если прольешь – беда.

Первым свое сочинение читал тот пацан. Читал, читал…

– Сколько же у тебя страниц, Дэниел? – спросила миссис Фармер.

– Три с половиной! – ответил Дэниел, а у самого щеки чуть не лопались, так он раздулся от гордости.

Потом свои каникулы описывали девочка Александра и девочка Мейзи. Там было полным-полно всяких вечеринок, щенков и поездок в Париж. Затем настала очередь Суньи.

Она откашлялась. Глаза сузились в две искрящиеся щелки.

– «Каникулы должны были удаться на славу, – начала Сунья, сделала драматическую паузу и обвела взглядом класс. На улице прогрохотал грузовик. – На сайте отель выглядел чудесно. Он стоял в красивом лесу, и на многие километры вокруг не было ни одного дома. “Прекрасное место для отдыха”, – сказала мама. О, как она ошибалась! (Дэниел закатил глаза.) В первую ночь я не могла уснуть из-за шторма. Я услышала какой-то стук в окно и подумала, что это ветер качает ветку. Но стук не прекратился, даже когда ветер стих. Я встала с постели и открыла шторы…» – Сунья вдруг громко вскрикнула, миссис Фармер чуть не свалилась со стула. А Сунья затараторила: – «В стекло стучала не ветка, а костлявая рука. Потом показалась голова мертвеца, беззубая, с вылезшими волосами, и мертвец проговорил: “Впусти меня, девочка, впусти меня”. Тогда я…»

Миссис Фармер встала, держась рукой за грудь.

– Очень занимательно, Сунья. Как всегда. Спасибо.

По лицу Суньи было видно, как она недовольна, что ей не дали дочитать до конца. Потом подошел мой черед. Я одним духом выпалил свое сочинение, а куски про Розу по возможности скомкал. Совесть мучила – я тут всем рассказываю, как она веселилась на пляже, а на самом деле Роза лежит в урне на каминной полке.

– Сколько лет твоим сестрам? – заинтересовалась миссис Фармер.

– Пятнадцать, – промямлил я.

– Ах, так они близнецы? – почему-то обрадовалась она. И воскликнула, когда я кивнул: – Какая прелесть!

У меня щеки так и горели. Покраснел, наверное, как помидор. Сунья не сводила с меня глаз. Как пить дать, гадала, что я придумал, а что – нет. Мне это жутко действовало на нервы, и я злобно уставился на нее. Только вместо того, чтобы смутиться, она улыбнулась широкой белозубой улыбкой и подмигнула, как будто у нас общий секрет.

– Прекрасно, – сказала миссис Фармер. – Вы все на один шаг стали ближе к раю.

Дэниел так и просиял, а я подумал: что за глупость. Ну, написали хорошие сочинения, так что? Вряд ли они произведут какое-нибудь впечатление на Господа. Но тут миссис Фармер склонилась над столом, и я в первый раз заметил стенд у нее за спиной. На нем вверх по диагонали поднимались пятнадцать пушистых облачков. В правом верхнем углу красовалось слово РАЙ, вырезанное из золотого картона. В левом нижнем углу сгрудились тридцать ангелов, каждый с большими серебристыми крыльями, и у каждого на правом крыле написано имя. Ангелы выглядели бы вполне благочестиво, если бы не булавки, воткнутые им в головы, – это их так прикололи к стенду. Пухлой рукой миссис Фармер передвинула моего ангела на первое облако. То же самое она проделала с ангелами Александры и Мейзи, а вот ангела Дэниела перенесла через первое облако и водрузила на облако № 2.


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.