Моя сестра Джоди - [2]

Еще я нарисовала нам кровать с балдахином с красными бархатными занавесками и рубиновую люстру, а одну из стен у меня целиком занял телевизионный экран. Еще у нас в подвале особняка был выложенный изумрудной плиткой бассейн (в нем плавали два ручных дельфина) и садик на крыше между башнями, где среди веток цветущих деревьев порхали дрозды и жаворонки.

В библиотеке я крошечными буковками написала на корешках название каждой книги и нарисовала каждую баночку и тарелку на кухонных полках. Я подарила нам с Джоди комнату для игр с батутом и трапецией, с музыкальным автоматом и одной из тех машинок, из которых с помощью специального приспособления можно выуживать маленьких плюшевых медвежат. Маленьких медвежат всех цветов радуги я тоже нарисовала, и еще полку с большими медведями в нашей с Джоди спальне, и еще полку со старомодными куклами, у которых настоящие волосы и стеклянные глаза, а еще прекрасного коня-качалку, достаточно большого, чтобы на нем можно было усесться вдвоем.

О нашем особняке я говорила с Джоди так, словно мы в самом деле со временем будем в нем жить. Порой я настолько живо представляла себе этот дом, что он казался мне настоящим. Я даже знала, где он стоит и как к нему попасть – для этого я просто должна вычислить, по какой дороге нужно выйти из города, затем завернуть за угол – и сразу увидишь башню особняка. Я увижу его, и вбегу сквозь красивые железные кованые ворота, и поднимусь по крыльцу к парадной двери с висящим на ней молоточком в виде львиной головы. Но стучать я не стану – я знаю, где нажать на львиную морду пальцем, чтобы дверь тут же распахнулась, и тогда я войду внутрь и увижу Джоди, которая уже здесь и ждет меня.

Нет, я не была настолько глупой, я знала, что Особняк с башней – выдумка, но мне на это было совершенно наплевать.

А затем настало утро, когда за завтраком все изменилось. Буквально все. Я сидела за кухонным столом и обкусывала сэндвич с медом. Я любила разлеплять сэндвич и слизывать мед, чувствуя, как он растекается у меня по языку, но делать это приходилось быстро и украдкой, пока не видела мама. Она у нас, знаете ли, очень строго следит за тем, как мы ведем себя за столом. Мама постоянно пристает к нам со своими придирками – сиди прямо, не греми ложкой, когда зачерпываешь из миски кукурузные хлопья, и так далее. Сегодня Джоди после маминых замечаний нарочно сгорбилась еще сильней, и начала стучать ложкой по фарфоровой миске так, что того и гляди расколет ее. Тогда мама схватила Джоди за плечи и начала трясти.

– Опять ты изводишь меня, упрямое маленькое ничтожество! – цедила мама, встряхивая Джоди на каждом слове – трюх, трюх, трюх!

Джоди напрягла плечи, а голова ее резко качалась то вперед, то назад.

– Прекрати, ты делаешь ей больно, – встревожился папа, опуская свою «Дейли Экспресс».

– А мне не больно, – выдохнула Джоди, продолжая мотать головой, и вдруг запела припев из одной старой жутковатой песни – «Богемной рапсодии» Квинов[1]: – Мама-а, ду-ду-ду-ду, – ну, то самое место, где все начинают раскачиваться и размахивать горящими зажигалками.

– Прекрати паясничать! – крикнула мама. – Считаешь, что это забавно?

А папа вдруг начал хохотать и тоже трясти головой.

– Ты взаправду чокнутая, Джоди, – сказал он.

– Прекрати ее поощрять, Джо, – рассердилась мама. – Почему ты всегда становишься на сторону Джоди?

– Потому что я папина дочка, – ввернула Джоди и захлопала папе своими ресницами.

Что верно, то верно. В последнее время Джоди постоянно влипала в неприятности, потому что прогуливала школу и поздно возвращалась домой. Мама могла трясти ее сколько угодно, могла голову оторвать, но сладить с Джоди ей было не под силу. А вот папа иногда мог заставить Джоди и понуриться, и даже заплакать оттого, что она доставляет им с мамой столько хлопот.

При этом папа никогда не говорил о Джоди ни единого дурного слова.

Вот и сейчас он сказал:

– Это не ее вина. Хорошо, согласен, она всегда была слегка упрямой, но в общем-то она очень добрая малышка. Просто сейчас попала в дурную компанию, вот и все. А так она ничуть не хуже своих подружек по школе.

– По школе! Конечно! – продолжала бушевать мама. – Муркрофт – дрянь, а не школа. Ничему хорошему детей там не учат. Они растут настоящими дикарями. Половина из них уже имели неприятности с полицией. Это была наша самая большая в жизни ошибка – отправить Джоди в эту школу. Нашу дочь ждут большие, очень большие неприятности. Ты только посмотри на нее! На кого она похожа?

А по-моему, Джоди прекрасно выглядела. Раньше у нее были какие-то серенькие, мышиные волосики, заплетенные в жиденькие косички, а сейчас она покрасила их в темный оранжево-красный цвет с золотистыми кончиками – загляденье! И больше не заплетает косички, а завязывает волосы в чудесный конский хвост, а спереди носит челку, которую сама же и подстригает. Папа говорит, что Джоди похожа на банку с мармеладом, и шутит, что намажет ее как-нибудь себе на бутерброд, когда она отвернется. Мама же считает, что Джоди загубила свои волосы и теперь выглядит грубой и вульгарной. Джоди была в восторге, когда это услышала. Ей очень хотелось выглядеть грубой и вульгарной.