Моя сберегательная книжка - [13]

- Хорошо это, Анна Федоровна! - взволнованно говорю я.

- Хорошо, - кивает Анна Федоровна, по-своему истолковав мои слова. Говорят, помочь должно...

И в ясных глазах ее светится доброта, надежда, неиссякаемая вера - все, что испокон веков отличает русскую женщину.

От Поспеловки до Топорнино, где находилась школа колхозной молодежи, двенадцать километров. Каждый понедельник Андрей Иванович Князев отвозил нас туда, троих пятиклассников, с недельным запасом хлеба, молока и картошки; в субботу, с пустыми рюкзаками за плечами, мы возвращались домой пешком.

Дорога почти все время шла селами, и в каждом у нас были свои постоянные и излюбленные остановки. В ближайшем от Топорнино селе - Еткове - непременно заходили в каменный, у самой дороги стоявший магазинчик; продавец отвешивал на коллективно собранный полтинник обсахаренных подушечек. Посредине протянувшегося на три километра татарского Саймана останавливались полюбоваться необычным, из красной черепицы, в три этажа и с парадным крыльцом, скворечником. Скворцы, впрочем, в этом царском тереме не жили...

Сейчас, только что распрощавшись с тетей Машей и на славу накормившим нас Андреем Ивановичем Князевым, мы снова едем по дороге на Топорнино. Знаменитого скворечника нет, а магазин в Еткове стоит на прежнем месте и открыт... А вот уже и Топорнино: наполовину разобранная, посреди села, каменная церковь, далеко отставленные друг от друга дома с проглядывающими между ними, в низине, заливными лугами, белые корпуса школы. Остановись, "Волга"!..

На зеленой, маслено поблескивающей калитке приколот листок с предостерегающей надписью: окрашено. На дверях основного учебного корпуса - железная накладка с замком; заросший травой двор пуст; за изгородью, сбегая к речке, шумят дремучие старые вязы. Но ничего, безлюдье и тишина не имеют особого значения: чуточку воображения - и снова все вокруг заполнено голосами, хлопают парты, заливисто звенит звонок.

Чудесная это была школа, наша ШКМ! [ШКМ - школа колхозной молодежи] Мы съезжались в нее чуть ли не со всего района, шесть дней подряд считали себя истыми топорыинцами, зная, как идут дела в местном колхозе, к кому приехали родственники из Абдулина, и почитая за счастье покрутить в сельском клубе ручку "динамки"; в субботу расходились по всем дорогам и тропкам, ведущим из Топорнина, по домам, а в понедельник, успев за день соскучиться, снова шумно встречались в своих классах.

При школе был небольшой интернат, и мы, жившие на частных квартирах, почти каждый вечер ходили туда в гости. Начиная с сентября и до глубокой осени убирали на школьном огороде овощи, свозили их в склады, а позже, похрустывая сахарными кочнями, рубили тяпками капусту. Честное же слово, наши уроки труда, наполненные практическим смыслом, остались у меня едва ли не самым светлым воспоминанием школьных лет!

Жили мы тогда, право же, весело. Многое, конечно, сейчас кажется наивным, порой даже смешным, но обаяния, какого-то неповторимого аромата это наивное не теряет и поныне. Может быть, одной из самых таких наивных затей, проводимых в те годы в школе, были памятные многим "политбои". Вижу, как наяву: самый большой класс переполнен до отказа; я выхожу к столу, за которым сидят преподаватели, беру билет. Вопрос попадается нелегкий: какой - правый пли левый - уклон опаснее? Мне четырнадцать лет, учусь в шестом классе, но, не задумываясь, за три минуты убедительно доказываю, что оба уклона для партии одинаково опасны и вредны, с гордостью возвращаюсь на свое место...

Час спустя жюри, оглашает итоги, в лисле прочих, победителей "политбоя" мне вручают премию: кулек конфет. Наверное, потому, что самыми моими любимыми дисциплинами были русский язык, и особенно литература, из всех наших педагогов я чаще всего вспоминаю Анну Петровну Покровскую. Несколько лет назад я узнал, что ее уже нет в живых, и все-таки кажется, что вот-вот со стопкой тетрадей под мышкой в калитке покажется одетая в темное старушка с быстрыми веселыми глазами...

...Оказывается, люди в школе все-таки есть. Еще издали присматриваясь к нам, из дальнего корпуса выходит человек в светлой рубашке и в заправленных в носки брюках; темные волосы его на ходу развеваются.

Знакомимся.

Довольно молодой по виду преподаватель биологии извиняется за свой костюм: его смущают забранные под носки брюки, но так удобнее ходить по огороду.

- Огород все там же? - уверенно киваю я за изгородь.

- Огород? - В черных глазах биолога мелькает лукавая усмешка. - Вот вы говорите - учились здесь. А что вы нам оставили?

- Как что? - Вопрос задевает меня. - Да все то же.

Эти же помещения, та же столярная мастерская. И огород, кажется, все там же.

- Пойдемте, посмотрим, - многозначительно говорит биолог.

Он ведет нас через двор, как-то подчеркнуто широко распахивает калитку.

Прежде, сбегая к реке, тут вились огуречные плети, зеленела пушистая и густая морковная ботва, трескались на солнце переспелые помидоры. Сейчас по косогору бегут молодые кудрявые яблони, ровными, кажется, бесконечными рядами.

- Ну как?

- Хорошо.

- То-то, - удовлетворенно посмеивается биолог и опять с задором предлагает: - Теперь пойдемте посмотрим огород.