Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера - [5]
Даже 3 марта 1917 г. «еще не было наличности такого большого народного движения, которое не поддается никакой логике, увлекая народ в пропасть и неизвестность. Революция, – по наблюдениям П. Жильяра, – была делом исключительно петроградского населения, большинство которого без колебания стало бы на сторону нового монарха, если бы Временное правительство и Дума подали ему в этом пример. Армия, еще хорошо дисциплинированная, представляла значительную силу; что же касается большинства народа, то оно не ведало даже о том, что что-нибудь случилось. Желание закрепить за собою власть и страх, который внушали крайние левые, привели к тому, что была упущена эта последняя возможность предотвратить катастрофу». «Исчезновение царя, – отмечал Жильяр, – оставило в душе народной огромный пробел, который она была не в силах заполнить. Сбитый с толку и не знающий, на что решиться в поисках идеала и верований, способных заменить ему то, что он утратил, народ находил вокруг себя лишь полную пустоту. Чтобы закончить дело разрушения, Германии оставалось лишь напустить на Россию Ленина и его сторонников, широко снабдив их золотом»[28]. Крушению Временного правительства, олицетворявшего Демократическую Россию, способствовала, помимо крайнего доктринерства революционных министров, и их полная некомпетентность именно в делах управления государством, да еще таким колоссальным, как Россия, находившимся к тому же в состоянии беспримерной внешней войны.
«Большинство общественных ставленников, – указывал В.И. Гурко, – оказалось в нравственном отношении на уровне наихудших из их непосредственных бюрократических предшественников, а как администраторы-техники они были неизмеримо ниже их»[29]. Даже участники Февральской революции пальму первенства отдавали министрам императорского правительства. Барон Б.Э. Нольде, сам прошедший отличную бюрократическую школу, «с особенной любовью язвил» над министром-председателем Временного правительства князем Г.Е. Львовым, тем же П.Н. Милюковым и другими членами Временного правительства по поводу того, что для них «искусство быть министром – книга за семью печатями»[30]. Описывая свои ощущения от Временного правительства первого состава, профессор Ю.В. Ломоносов отмечал: «Ну, какой министр финансов Терещенко, милый благовоспитанный юноша, всегда безукоризненно одетый, служивший по балетной части и пользовавшийся головокружительным успехом у корифеек. Но что он финансам, что ему финансы? А Некрасов, кадет, идеалист… Профессор статики сооружений без трудов. Знакомый с путями сообщения по студенческим запискам и по Думе… Разве его можно сравнить с[Войновским-]Кригером?.. Наконец, Шингарев, бесспорно умный человек, но он по образованию врач, а в Думе занимался финансами. При чем же земледелие и землеустройство? Ведь тот же Кривошеин его за пояс заткнет… Нет, нехорошо»[31].
Нелицеприятная характеристика, данная революционным министрам активным участником Февральской революции, полностью соотносится с оценками, данными профессиональными бюрократами.
По воспоминаниям Г.Н. Михайловского, на посту министра финансов М.И. Терещенко «всегда ошибался в цифрах, говоря о миллионах вместо миллиардов, никак не умея приспособиться к финансам государства, все же превышавшим его миллионное состояние»[32]. Вспоминая о деятельности Терещенко на посту министра иностранных дел, В.Б. Лопухин писал: «Голова его была менее всего занята ведомственными вопросами. Он плохо вникал в них. Сосредоточил свою стремительную суетливость и болтовню преимущественно на вопросах общей политики Временного правительства в целом»[33]. Министр путей сообщения Н.В. Некрасов немедленно по получении своего поста возложил «бремя технического руководства» на «одного молодого инженера», а сам «с искусством специалиста» начал ухаживать за дочерью видного кадета Д.С. Зернова[34]. Министр земледелия А.И. Шингарев, даже по признанию своего единомышленника и друга В.Д. Набокова, мог претендовать «не на государственный, а на губернский или уездный масштаб»[35]. По наблюдениям же выдающегося ученого-аграрника русского датчанина К.А. Кофода, Шингарев не имел «ни малейшего понятия» о сельском хозяйстве[36]. Если столь несостоятельными в качестве министров оказались деятели Временного правительства первого состава, все же обладавшие некоторыми представлениями о государственной деятельности благодаря работе в Думе, то их ближайшие преемники, к Думе не причастные, проявили еще большую несостоятельность. По мнению одного из кадетских лидеров А.В. Тырковой, деятельность министров Временного правительства доказала, что «оппозиция не была подготовлена к руководству государством»
