Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера - [22]
12 марта (27 февраля). Понедельник. Чудный ясный день. Я воспользовался этим, чтоб начать рисунок «Лета» на холсте, однако работа никак не клеилась, и тогда я, случайно попав на старые, не совсем законченные этюды, сделанные в Брюгге и в Венеции, стал их подправлять, усиливать. Но недолго я этим занимался. Оторвала от работы чета Лебедевых – оба донельзя возбужденные. Анна Петровна – сущая Жанна д’Арк или Шарлотта Корде! Она горит желанием «убить Николая». Он же, Сергей Васильевич, особенно, вероятно, встревожен тем, что беспорядки могут привести к миру, а мир к закрытию его ядо-газового завода[124].
Иным настроением наполнилась наша квартира днем, когда к нам пришла сестра Катя>64 с Зиной и двумя крошечными и очаровательными девочками. В продолжение двух часов мы им показывали всякие детские книжки. Особенный успех имели «Мюнхенские иллюстрированные листы». Забавлялись и игрушками, которых у меня целый музей.
Вечером опять «хлынула волна революции». Зашедший к чаю Аллегри рассказал, чему он был очевидцем вчера, когда он, этот шалый человек, движимый ненасытным любопытством, вместе с сыном Петей отправился рыскать по городу. Особенно их поразила атака, произведенная конными жандармами на толпу рабочих с примкнувшими к ней солдатами! Пройдя Конюшенный переулочек, выходящий на Екатерининский канал, они принуждены были остановиться и тут заметили, что прохожие люди от чего-то прячутся, – это они прятались от выстрелов, долетавших с Невского. И там же, через канал, они видели, как ринулись в направлении к Царицыну Лугу жандармы, как «враги», а толпа рабочих встретила их выстрелами. Они видели и то, как жандармы пустились обратно, причем некоторые падали с коней!
<…>
Масса слухов сообщается по телефону. Будто осаждают (кто осаждает?) Государственную думу, будто она даже взята (кем?). Что-то серьезное там, во всяком случае, происходит. Оливы>65 с Потемкинской сообщили, что мимо их окон все время бродят кучки вооруженных рабочих, человек по десяти, а то и с полсотни. Изредка они стреляют, но в воздух – для острастки. Совершенно достоверно, что взбунтовавшимися полками (какими?) взят Арсенал на Литейном, освобождены узники из тюрьмы («Крестов»). Среди освобожденных оказался и только что посаженный Манасевич-Мануйлов>66 – правая рука министра и полицейский информатор Палеолога; его с овациями освободившая толпа проводила до дому; шествовал же он – по морозу – в светлой пижаме.
Горит Окружной суд (от нас в этом направлении едва заметное зарево). Приказами Государя Дума и Государственный совет распущены. Однако на сей раз «это не пройдет», ибо уже выбрано нечто вроде Временного правительства (!!) из 12 лиц, в состав которого вошли: Милюков, Маклаков (думский), Родзянко>67 и Керенский>68. Только что, впрочем (сейчас десять с половиной вечера), Добужинский>69 по телефону передал, что этот «комитет» уже распался. В ответ на вчерашнюю телеграмму Гос. думы получены довольно загадочные ответы – от ген. Рузского>70: «Телеграфировал Государю» и от Брусилова>71: «Мы исполним (sic!) свой долг перед родиной и Государем». Истолковываются эти телеграммы как присоединение обоих генералов к Думе и к восстанию. Наконец, ходят слухи, что арестованы Щегловитов>72, а также Беляев>73, военным же министром назначен (уже от Временного правительства!) какой-то никому в нашем кругу не известный Маниковский>74. Петербургский градоначальник будто бы ранен. Казаки отказываются стрелять и братаются с рабочими.
Шейхель>75 видел даже такую сцену (в субботу, около 5 ч. вечера) у Николаевского вокзала. Полицейский пристав шашкой зарубил оратора-студента; это увидал казак, проезжавший как раз мимо со своим взводом, отделился от товарищей, пробрался через густую толпу и, в свою очередь, зарубил пристава. После этого он закричал толпе: «Если из вас никто не выдаст, то мои не выдадут!» – и поскакал догонять свою часть.
Слух о взятии Крепости представляется мне все же вздорным. Я по-прежнему спокоен (не ощущаю щемящей внутренней тревоги – что было бы вполне естественно), однако я и не разделяю оптимизма более доверчивых людей. Но во что я решительно не верю — так это в какую-то осмысленность всего того, что творится, в какую-то планомерность. Еще новость, но уж очень нелепая: будто Протопопов>76 назначен диктатором.
Сейчас около одиннадцати. На улице ни души, но часа два назад, говорят, стреляли недалеко от нас, на Среднем проспекте. Я сам еще не слыхал пи одного выстрела. Впрочем, я не выхожу второй день. Не из трусости, а потому, что тяжело подыматься в наш шестой этаж пешком, так как лифт не действует. Электричество все же горит, вода идет, да и телефон, хотя и с задержками, действует. Никакого обещанного «настроения Пасхи». Акица пришла в восторг, узнав, что кричат «Долой войну!». Но все это носит такой спорадический характер! Все так неслаженно! И сколько во всем этом болезненной истерии! Каких-либо лозунгов еще не слышно. С моей точки зрения, это как-никак «голодный бунт». Все дело в хлебе – ведь хвосты у лавок за последнее время удлинились до жутких размеров. И каждый такой хвост клокочет возмущением. А это значит, что все дело в хлебе, иначе говоря, в войне, в фактической невозможности ее продолжать уже год назад, когда обнаружился чудовищный недостаток в вооружении – не было возможности вести войну!
