Моя преступная связь с искусством - [51]

Притянул и молчал.

Стоять так, уткнувшись носом в его шею, было неловко. Хозяин ничего больше не делал, просто прижимал ее к себе и не отпускал.

Саша потянулась к спасительной двери, высвободилась и успела сунуть ключ в скважину.

Лэндлорд попытался протиснуться в щель.

Не открывая дверь полностью, она ухитрилась протиснуться внутрь и захлопнуть дверь перед его носом (отметив его застывший, зафиксированный на ней взгляд).

Вечером он несколько раз спускался на первый этаж и стучался, скребся, шуршал чем-то у нее за дверью как зверь, но она ходила на цыпочках, боясь включить телевизор или воду в кране на кухне, пытаясь создать впечатление, что ушла в магазин.

Уже больше двух месяцев Саша, приходя с занятий, нарезала круги на улице, подсматривая внутрь гаража через железную холодную прорезь для почты. Иногда, когда она не замечала его и входила, лэндлорд приближался к ней из расплывчатой темноты, тут же сгущающейся в конкретное, нависающее над ней тело — и надо было успеть всунуть в скважину ключ.

Придумать какую-нибудь отговорку, чтобы не надо было с ним говорить.

Не оглядываться, ощущая магнит страха спиной…

Не выдержав этой борьбы, Александра Арамовна все рассказала отцу.

Тот, побледнев, пробормотал «ну и гад, ну и подлец», но не вмешался, а на следующий день покорно потрусил за растерзанной почтой наверх.

Через неделю Саша, возвращаясь из школы, не заметила хозяина, притаившегося в глубине гаража.

Только она подошла к своей двери, одновременно вытаскивая из тугих джинсов ключи, как почувствовала напряженной спиной: он уже здесь.

Не успела она найти железную щель в расхлябанной замочной скважине, как хозяин приблизился сзади: она чувствовала себя запертой будто в клетке в этой стране, в этом нищем апартаменте в доме на окраине города, без работы, без денег, не в силах сдвинуться с места.

Унизительный ступор.

Умаляющий страх.

Жалкость и нестойкость ее положения только усиливалась его страстным напором. Кто она? — иммигрантка в поисках гранта, мычащее существо без знания языка, целка с акцентом в побеге от низких желаний и в поиске низких цен — просто никто.

Он, приехавший сюда двадцать лет назад, звериным нюхом все это знал.

— Открывай, открывай, — шептал он, пока она копалась с ключами в надежде, что, войдя в свою комнату, сможет захлопнуть перед ним дверь.

Но у нее не было своей комнаты — он всем тут владел.

Она — не владела собственным телом. Ноги подгибались, руки дрожали. Без работы, без родины… У нее не было чувства собственной значимости. У нее не было больше страны.

Порабощаясь им, она порабощалась Америкой: на нее наступала грозная рожа, желающая что-то от нее получить, но не дающая взамен ни-че-го.

Он наступал, она отступала.

А на самом деле лишь каждым шатким шажком подтверждала то, что знала давно.

Она открыла дверь и вошла, он ввалился за ней. Она практически его пригласила сама. Сказала: «входите» — все же хозяин! Пытаясь перевести разговор и раздевание на другое.

Он же — давно уже понял, что победил.

Победил, когда впервые увидел ее и не отвел взгляд; победил, когда она начала его физически избегать, эмоционально ни на секунду не забывая о нем; победил, когда она распахнула перед ним пах и дверь, вздыхая, взывая… а он — раздевая и разымая, размазывая по стене самообладание жертвы, рассказывая об этой стране.

— Ухо надо тут держать востро, — а вообще можно жить. Попутно отмечая отметины родинок на ее теле, с похотью комментируя, какая у нее мягкая грудь («я тут все своим трудом и горбом заработал — зато сейчас могу отдохнуть»).

Снимая штаны. Отнимая уверенность у нее, таким образом возбуждая себя. Говоря, что и машина жены, и дом, и все дорогостоящее добро/барахло приобретено на наличку — «не в кретинский кредит».

— Тебе надо тоже научиться вертеться.

Пока он двигался, она смотрела в окно.

— Ничего, у тебя тут все будет в порядке, я знаю. Сам был таким иммигрантишкой. Как все, начиная с нуля.

Он все знал и про себя, и про страну, «в которой крутился».

— Ты тоже крутись. Все мои квартиросъемщицы через это прошли. Сдал вам за малую цену — увидев тебя. Получи специальность, чтобы тут пригодиться. Может, в медсестры или счетоводство? Для парикмахерши ты слишком умна…

Уже выходя из двери, готовясь к встрече детей и жены, пригладив и без того прилегающие к голове сальные волосы:

— А вообще в Америке необходим опыт работы. Ты от меня больше не бегай, потом повторим.

На прощание оглядев ее снова (она встала, собираясь закрыть за ним, вытолкнуть его из квартиры, как только что из себя его член).

— Не беспокойся, у меня есть ключи.

Ухмыляясь победно. Помахивая в воздухе громыхающей связкой.

Оставив в теле гадливость.

Она навязчиво думала о кухонной тряпке — сейчас уйдет и примусь оттирать захватанную пальцами дверь.

Взяла лежащий на раковине матерчатый, бесформенный ком — лоскут старой рубашки.

Грязные потеки остались на двери.

Ее передернуло. Особенно неприятными были эти противная стылая влажность и холод.

Бросила тряпку в ведро. Вытерла руки сухим полотенцем. И сразу же показалось, что оно впитало в себя всю мокроту.

Кинула его в стирку и достала другое, сухое.