Моя прелестная девочка - [6]

– Я знаю, сегодня у тебя мероприятие, – сказал Пол. – Кстати, поздравляю. Но ты заставила меня пообещать позвонить тебе, если что-то произойдет, помнишь? Если я помешал…

– Нет, – быстро сказала Грейс, несмотря на то что слышала треск проверки микрофона. Скоро надо будет подниматься на сцену и начинать речь. – В чем дело?

– Новое расследование. Но ты не обязана приезжать, если…

У нее екнуло в животе. Дело. Как раз то, что нужно.

– Я могу подъехать, – сказала Грейс. – Правда, это займет около часа. Мне все еще нужно выступить с речью. И мой издатель прислал за мной машину, так что мне придется вернуться домой, чтобы взять свою и переодеться.

– Вообще, если ты не возражаешь, я отправил за тобой кое-кого. Один из моих новых агентов. И у него с собой дорожная сумка с вещами из твоего кабинета, так что ты сможешь переодеться. Идет?

Грейс улыбнулась. Конечно, Пол продумал каждую деталь. Он был таким бойскаутом – всегда ко всему готов.

– Ты все продумал, – сказала она ему. – Отлично!

– Он будет ждать, пока ты закончишь, снаружи, у музея, – сказал Пол. – Сможете познакомиться друг с другом и подъезжайте.

– Жду с нетерпением, – ответила Грейс. – Где-то через час увидимся.

– Тогда до встречи, Грейс.

Она повесила трубку и, сделав еще один бодрящий глубокий вдох, направилась обратно в сад, где ее ожидали коллеги и поклонники.

Глава 2

Гэвин, кажется, уже в сотый раз поправил галстук. Глубокого синего цвета, тот самый, что подарила ему младшая сестра, когда он поступил на службу в ФБР. Праздничный ужин в тот вечер был шумным: три поколения Уолкеров собрались под одной крышей. По такому случаю его брат Даниэль даже прилетел из Техаса, тогда-то Сара и вытащила его на крыльцо и вручила этот подарок.

– Я знаю, ты не любишь наряжаться, но в фильмах все агенты ФБР носят галстуки, – сказала она.

Гэвин улыбнулся, вспомнив это. Было так заботливо и мило со стороны крошки-сестры дать ему нечто вроде талисмана, когда он оставлял прежнюю жизнь полицейского для нового этапа – службы в ФБР.

Временами он все еще не мог поверить, что сделал это. Он расстался с мечтой о такой престижной работе, когда ушел из армии. Он провел десять лет в столичной полиции, первые два года в команде саперов и еще восемь – в отделе по расследованию убийств. Ему нравилась его работа, но в глубине души он тянулся к чему-то другому. Какой-то зуд под кожей, какое-то беспокойство, некогда делавшее его отличным солдатом. Оно бы превратило его в еще лучшего офицера разведки, если бы только не…

Гэвин вздохнул. Не было никакого смысла размышлять о том, что могло случиться, если бы все обернулось иначе. Особенно сейчас, когда он наконец совершил такой скачок.

Когда в прошлом году он столкнулся с Полом Харрисоном на барбекю у их общего знакомого и заговорил с ним о службе в ФБР, Гэвин почувствовал знакомое беспокойство, которое он успешно игнорировал последние лет десять. Однако на этот раз он решил что-то предпринять. Он встретился с Харрисоном несколько раз, и уже несколько недель спустя, с новым предложением работы на руках, он неожиданно сам для себя уволился со службы в полиции. Военное прошлое сочли ценным достоинством, особенно в сочетании с годами, что он провел в правоохранительных органах. Так что он отправился в Джорджию на курс интенсивной переподготовки прежних офицеров полиции, необходимый, чтобы стать специальным агентом, а затем в Вирджинию для дальнейшего обучения. И вот теперь он официально был одним из них. Он был членом особой следственной группы – правда, пока он еще не был знаком со всеми коллегами.

Двадцать минут назад ему позвонил Харрисон с приказом ожидать дальнейших указаний. Так что он надел костюм, убедился, что его пистолет заряжен, и принялся ждать.

Он не был взволнован. Мало что могло заставить его нервничать. Все Уолкеры отличались твердостью и спокойствием, поэтому они все и становились копами. Он знал, чего ждать от этой работы, хотя у федералов все было несколько иначе. Но когда доходило до дела, убийство оставалось убийством вне зависимости от того, на кого он работал. И всю свою жизнь он выслеживал убийц и передавал их в руки правосудия.

Он был на службе уже десять лет и успел увидеть ужасающие вещи. Худших из людей, убийц, насильников, и тех, кто чинит разрушение бомбами и взрывчаткой. Но он также видел и лучшее, что есть в человеке: людей, что объединялись вокруг выживших и их семей… видел силу духа матери, упорно защищавшей своего мертвого сына, когда более никто не верил, что он был убит… видел и ту безграничную любовь, что просыпается в людях при трагической утрате.

Его дед часто повторял, что он во всем ищет светлую сторону, и, возможно, это действительно было так – вот о чем сейчас думал Гэвин с косой усмешкой. Это одновременно и помогало в работе, и причиняло боль. Он был идеалистом, и он отдавал себе в этом отчет. Но там, где есть идеализм, есть и надежда. А надежда и убийства могут стать опасным и душераздирающим сочетанием.

Гэвин снова потянулся к галстуку, но одернул себя, и беспокойные руки принялись теребить волосы, которые его бывшая девушка однажды ласково назвала «вихрастыми».