Моя прелестная девочка - [14]

Она не станет рисковать своей командой.

– Такая работа – это навсегда, ее невозможно оставить, – сказала Грейс.

– Возможно, если они сочтут тебя негодным, – парировал Гэвин.

Грейс нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

Гэвин вздохнул.

– Можешь направить пистолет на что-нибудь другое, пока я объясняю?

Она опустила пистолет. Лишь немного.

– Боже, я должен был это предвидеть, – пробормотал Гэвин. – Я говорил Харрисону, что ему стоит проинформировать тебя. Ты права, я был разведчиком. И хорошим, Грейс. Я был лучшим. Четыре года я занимался тем, что должно было стать пожизненной службой, пускай моя жизнь и могла окончиться рано, ведь все-таки это опасная работа. На третьем году меня пырнули ножом. Ранение было серьезным, но я восстановился. По крайней мере, я так думал, – даже спустя столько лет в его голосе звучала горечь. – Я вернулся к работе, и некоторое время все шло гладко. Но потом мне стало трудно дышать. Будто слон сидел у меня на груди. Выяснилось, что на одном из сердечных клапанов образовалось до хрена рубцовой ткани. Проблема так себе, ничего серьезного, никакого риска для жизни, но это означало, что в вооруженных силах США мне больше не место. Это значило, что я буду лишь помехой. Я могу быть полицейским, могу быть агентом ФБР, но я не могу быть разведчиком. Тем, кем я был обучен быть. Потому что мне нужны лекарства, чтобы мое чертово сердце работало так, как должно.

Грейс знала: каждое слово, что он говорил, было правдой. Это было написано на его лице: откровенность, боль, разочарование. Ему было не по душе ограничивать себя. Это, должно быть, было настоящим адом, особенно когда он в первый раз вернулся домой. Не так ли появилось его чувство юмора? Помогал ли смех пережить боль и потерю?

– Я оставил все, к чему когда-либо стремился, – продолжал Гэвин. – Я отказался от всего этого. Я вернулся домой и попытался забыть. Я посвятил свою жизнь работе в полиции, и меня все устраивало, до определенного момента.

– Но тебе было нужно нечто большее, – догадалась Грейс.

– Я встретил Харрисона, и мы разговорились. Ему было известно мое прошлое. Он предложил мне работу.

Грейс глубоко вздохнула, ее щеки покраснели.

– Я… должно быть, погорячилась.

– Да что ты? Ты и в самом деле не любишь шпионов.

– Я не люблю сторонние организации, которые вмешиваются в дела ФБР, – ответила Грейс. – Когда в прошлый раз ЦРУ было вовлечено в одно из наших расследований, моя лучшая подруга едва не погибла. Так что, да, я в самом деле не люблю шпионов.

Взгляд Гэвина сиял откровенностью:

– Я предан ФБР, моей команде и людям, которых мы призваны защитить. Я клянусь.

Грейс посмотрела на него по-новому. Теперь, когда она поняла его, когда нашла недостающую часть головоломки по имени Гэвин Уолкер. Не просто полицейского. Не просто сына и брата. Не просто хорошего человека и патриота.

Проницательный, безоговорочно храбрый, всегда стремящийся защитить и помочь, своей готовностью жертвовать собой он мог бы превзойти даже мученика. Одним словом, он, несомненно, был выдающимся шпионом. Он был выдающимся детективом. И она знала, что он еще более преуспеет как агент ФБР. Потому что он был из тех людей, которые ставят цели и делают все, что в их силах, чтобы достичь их.

Грейс понимала это. Потому что и сама была такой же.

Он наклонил голову, глядя на нее так, словно она была произведением искусства. Она странно ощущала себя – желанной, почти что драгоценной. Ее злило то, как сильно ей нравилось это чувство, как оно накатывало на нее, словно теплые океанские волны.

– Ты охренительная женщина. Ум словно лазер. Ты попросту прешь сквозь любую ложь.

Наверное, это был самый приятный комплимент из всех, что она получала. Он испугал ее, привел в замешательство. Ее сердце неожиданно сжалось. Она привыкла слышать, что она красива. Умна. Что она хороший агент ФБР, талантливый писатель.

Но еще никто не хвалил ее прямоту. Большинство видели в ней недостаток. Большая часть мужчин считала именно так.

Иногда и она думала так же.

Бывали моменты, когда она мечтала быть мягче. Проще в отношениях с людьми. Не такой честной. Более доверчивой. Но она была другой. Чтобы измениться, ей бы пришлось потерять себя. Такое уже случилось однажды, и она никогда не позволит этому повториться.

Но он был здесь, прямо перед ней, и он смотрел на нее так, будто Грейс, настоящая Грейс, была самой притягательной и желанной на свете. От его чуткости и одобрения что-то чудесное и робкое расцвело у нее в груди.

– Я не люблю ложь. – Она пожала плечами, отказываясь разбираться в этом новом… чувстве.

Она бросила ему ключи, он завел мотор, выехал обратно на дорогу и направился в сторону района, где она жила.

– Это поэтому ты никогда не перезваниваешь? – спросил он.

– Гэвин…

– В смысле, да ладно, ну как ты можешь игнорировать такого парня, как я? – Он улыбнулся своей саркастичной, притворно скромной улыбкой, полной мальчишеского очарования. Она, вероятно, выручала его с детства. И, несомненно, она была одной из причин, почему Грейс оказалась в его постели – она питала слабость к мужчинам с обезоруживающей улыбкой.

– Это было нелегко, – сказала она сухо. – Но это к лучшему.